Семена огня - Владимир Свержин

Дело в том, уважаемые посетители, что после удачного похода императора Септимия Севера на Восток римская архитектура получила мощный импульс – не побоюсь этого слова, пинок – со стороны Персии и того пестрого базара, который образовался на руинах некогда грандиозной Вавилонской цивилизации. В частности, при императоре Севере, потомком которого был Каракалла, распорядившийся соорудить всю эту хрень, боги, наконец, обрели право голоса. Причем, для чуткого уха в этих голосах как-то странно угадывались интонации местных жрецов. Ну как, щелкнуло шо-нибудь?

– Господин инструктор имеет в виду, что в этом подвале находились голосовые трубы? – радуясь догадке, воскликнул Ла Валетт.

– Наконец-то! Гениально, Бастиан! Если б мы уже не сидели, я б сказал: садись, пять. Верно. Сюда, прямо из потолка тянулись длинные медные трубы, одна или несколько. Для нас лучше, если несколько. Эти раструбы уходили широкой воронкой в каменную толщу. Над воронкой стоял постамент с довольно хитрым устройством внутри. Снаружи вроде камень камнем, а под статуей – двояковогнутая чаша, сообщающаяся небольшим отверстием.

Сверху, над постаментом, полый бронзовый представитель Олимпа с чуть приоткрытыми губами. Вдруг шо не так, ну, скажем, подношение не понравилось, – из божественной утробы звучал голос. Да не просто голос, а рев, от которого у галльских варваров штаны в секунду мокреют: «А шо это ты мне, хрен собачий, сало прошлогоднее принес, и шмурдяка мало?! Как хочешь теперь с тевтонами дерись. Болтов тебе тачку, а не молнии».

С того, наверное, арбалетные стрелы болтами и называются. – Лис на мгновение задумался. – Но к делу это не относится. Нас куда больше интересует другое. Олимпийца давным-давно пустили на переплавку или закопали где-нибудь в пылу борьбы с языческими пережитками. А вот шо у нас со звуковой трубой и постаментом – хорошо бы выяснить, потому как в подобный лаз человек средних размеров мог бы протиснуться. Конечно, отверстие здесь в своде маленькое, но вместо прочного римского бетона место соединения медной трубы с каменным резонатором обычно замазывалось алебастром. Ход мыслей усекли?

– Да, господин инструктор! – хором ответили стажеры.

– Вот и славно. Тогда улыбнитесь, в конце концов. Не ходите, как тараканы, обдолбанные дихлофосом! Нельзя историю делать с такими лицами, детей же потом не заставишь учебник открыть! Марш-марш вперед, искать путь наверх! По идее, если сверху отверстие не замуровали вдребезги и наповал, то в сырую погоду там должна скапливаться влага.

– Но сейчас же сухо, – удивился Карел.

– Твою бы наблюдательность, да в мирных целях. А не сейчас?! Все эти годы сухо было? Включи мозги, вода тут со свода веками капает. Кстати, соколы мои подземные, шо у вас на тему ковырялок?

– Люди Пипина все забрали, – вздохнул Карел, – и меч, и кинжал.

– У меня тоже, – с тоской в голосе поддержал его Ла Валетт, показывая запястье, где обычно крепились ножи.

– Непруха, – Лис покачал головой. – Ладно, держите. – Он потянул изрядно затертую пряжку ремня, демонстрируя примыкающий к ней стальной клинок длиной в ладонь. – В общем, работайте, как с перепугу, потому как времени мало, а шо там наверху – одному богу пока известно. И постарайтесь не сломать инструмент, он еще пригодится.

Комната, в которой была заключена Благородная Дама Ойген, совсем не напоминала подземелья. По меркам Темных веков она была даже светлой, и сквозняк, гулявший меж бойницами, подрядился на роль кондиционера в апартаментах будущей герцогини Нурсийской. Сквозь узкие прорези в каменной толще Женечка видела широкое поле, разбитые на нем шатры, множество вооруженных людей и еще больше коней у коновязей. С помощью нехитрых геометрических вычислений она определила, что комната расположена метрах в десяти над землей – если прыгать, разбиться насмерть, может, и не разобьешься, а вот ноги поломаешь наверняка. При этой мысли Женя погладила собственные лодыжки, будто жалея их. Нет, столь варварское обращение с собственным телом ей вовсе не улыбалось. Надо придумать, как спуститься.

Ей вспомнились связанные простыни, о которых она читала в детстве в каком-то авантюрном романе. Замечательная идея, вот только одна беда: никаких простыней здесь и в помине не было. Лежанка застелена медвежьей шкурой, – станет холодно, закутывайся, – вот тебе и простыня, и одеяло, и подушка. А медвежью шкуру, как ни силься, руками не порвешь. Тут без ножа не обойтись, хоть плохонького, но чтобы можно было нарезать шкуру полосами. Да и бойница – она попробовала протиснуться в одну из них – совсем узкая. Значит, нужно придумать что-то другое.

«А как нам решить эту задачу, ответит Женя Гараева», – всплыло у нее в голове традиционное обращение классной руководительницы. Она сделала три глубоких вдоха. Надо успокоиться, взять себя в руки и придумать. Сергей же сказал, что у нас есть фора. Женечка поймала себя на мысли, что назвала инструктора попросту Сергеем. «Неужели этого грубияна, насмешничающего по поводу и без повода, мне больше не хочется стукнуть чем-нибудь тяжелым? Как такое может быть? Стоп! О чем это я? – Благородная Дама Ойген резко оборвала собственные мысли. – Надо думать о побеге, о том, как помочь ребятам.

Так, за дверью часовой, кажется, один. Можно попробовать заманить его сюда и обезоружить. Впрочем, сделать это непросто, наверняка он предупрежден, чего от меня можно ждать, и будет настороже. Да и что бы ни рассказывали на тренировках, одолеть в рукопашной схватке опытного, ловкого, да еще и вооруженного мужчину – совсем не просто. Боли они тут боятся куда меньше, чем в нашем мире, так что любым, даже самым ловким броском, стражника можно только раззадорить».

Словно кто-то подслушивал ее мысли, – лязгнул засов, дверь приоткрылась, густой бас огласил:

– Трапеза вашей милости.

– Трапеза?! – Женечка сделала надменное лицо. – Какая еще трапеза, если я до сих пор не побывала в церкви?! Я желаю причаститься и исповедаться! – Она для убедительности топнула ногой. – И уж потом только вкушать земную пищу!

Желудок прелестницы обиженно застонал, не понимая, чем так прогневал хозяйку, но Евгения была неумолима.

– Я сообщу мессиру, – прогудел тот же голос. – А с едой-то что делать?

– Вносите, – обреченно вздохнула Благородная Дама. – Знаю я вас, плутов и обжор, чуть отвернешься – все до крошки съедите!

– Какие еще плуты? – обиделся сторож. – Да я тут сам-один, не трону я вашу еду!

«Ага, стражник один, – для себя отметила Женечка. – Надо бы уточнить, когда будет сменяться».

– Ну, ты-то, может, и не съешь, – умерила гнев пленница. – А вот, поди, как стану я молиться, кто на смену тебе придет – уж он-то точно решит, что еда для него принесена!

– Да то еще на закате только будет, – печально вздохнул караульный.

– Так что ж ты, вот так, не евши, и стоишь?

– Как сменюсь – поем, – заверил ее собеседник. – Оно, конечно, мяса в похлебке не оставят, а бобов-то хватит.

– Нехорошо, – с сочувственным вздохом промолвила девушка. – Несправедливо. Вот так стоишь, тут, стоишь, почитай, без толку, а воздаяние где? Другие, небось, сейчас жрут от пуза, а тебе – хуже, чем псу – миску пустого хлебалова с ночным ветром вприкуску.