Воинство сатаны - Дмитрий Воронин

— Красный-три вызывает лидера, красный-три вызывает лидера.

— Грег, что у тебя?

— Кэп, у нас неполадки в двигателе…

— Лидер, это красный-пять. У нас тоже сбои в системе.

— Проклятие, что тут происходит?

— Реактор сошел с ума…

— Капитан, пытаюсь заглушить котел…

— Всем катапультироваться…

— Проклятие, капитан, красный-четыре потерял управление…

— Макс, уходи, уходи… о черт!

— Реактор пошел вразнос…

— Господи, помоги нам…

Шесть тяжелых десантных модулей — более чем достаточно, чтобы стереть в порошок все, что только может находиться сейчас на этом долбаном астрокомплексе. Шесть модулей — сто двадцать закованных в броню десантников, которых годами обучали всего лишь одной работе. Убивать. Убивать быстро, эффективно, с минимальными затратами ресурсов, с минимальными потерями. Операция, в которой погибал десантник, считалась выполненной недостаточно чисто. Операция, в которой погибало более трех, считалась проваленной.

Сейчас вместе с людьми в десантный выброс шли более двух десятков киборгов. Если люди были сердцем десанта, то киборги — его стальным позвоночником. Иногда, очень редко, случалось так, что десант терпел поражение — и тогда кое-кто из этих в прямом смысле слова железных парней с готовностью оставался прикрывать отход.

Но теперь ситуация была другой. Модули шли веером, чтобы пристыковаться к подвергнувшемуся нападению комплексу одновременно — по крайней мере такова была цель пяти пилотов. Шестой, командирский, двигался от них на некотором удалении — и, сколь бы это ни злило капитана десантников, сделать он ничего не мог. Таковы были правила, так было записано в Уставе — а ни один десантник в здравом уме не станет спорить с Уставом. По крайней мере в боевой обстановке.

Первый из модулей превратился в огненный шар — взорвался реактор, сверхнадежный, имеющий десятки защитных систем. Многократно дублированные схемы должны были обеспечить более или менее нормальную работу энергетических установок даже при очень существенных повреждениях боевого модуля. И все они не сработали.

Еще не успела погаснуть на сетчатке глаз вцепившегося в пульт капитана вспышка взрыва, как рядом полыхнула вторая, рванул красный-два. Относительно близко от него, буквально в полукилометре, красный-четыре отчаянно боролся за жизнь. Пилоту удалось взорвать двигатели, и теперь модуль беспорядочно кувыркался в пространстве, постепенно теряя воздух из пробитого в нескольких местах корпуса.

— Капитан, это красный-три, сержант Фокс… Похоже, нам вряд ли удастся выбраться из этого пекла. — Голос звучал подчеркнуто спокойно. Капитан с ужасом поглядел на лицо говорившего. Чудовищный жар частично превратил плоть в уголь, частично сорвал ее, обнажив блестящий металл. — Взрыв реактора неизбежен. Живых людей на борту нет. Мои системы тоже отказывают. Капитан… ты хороший парень. Жаль, что я только сейчас это понял. Прощай.

За мгновение до того, как погас экран, рубку модуля затопило огненное облако — пробило защиту реактора. Человек, невидящими'глазами смотревший в погасший экран, был неподвижен. В голове было только одно — ужас. Он был боевым офицером, не раз и не два ему приходилось видеть, как смерть приходит к его ребятам… но он и в самом страшном сне не мог представить того, что произошло сейчас, в считанные минуты. Все… почти все его парни погибли — и не в бою, а просто потому, что вышли из строя двигатели их челноков. Всех…

Может быть, капитану следовало бы удивиться, почему это киборг, которому по закону не полагалось иметь никаких эмоций, вдруг заговорил так странно… Но сейчас капитан не мог об этом думать. Он видел, как полыхнуло пламя на месте, где мгновением ранее находился красный-пять. И теперь, когда модуль разнесло на мелкие куски, вряд ли удастся установить, почему не сработали защитные контуры, почему отказала система аварийного отстрела двигателя…

Капитан повернулся, чтобы приказать пилоту вести челнок к «четверке» — единственному относительно уцелевшему шаттлу. Отброшенные системой отстрела двигатели все равно взорвались, взорвались слишком рано — и теперь там, внутри оплавленного комка металла, вряд ли есть живые люди. Что ж, там, возможно, уцелели хотя бы киборги. Возможно, их записывающие системы помогут прояснить, что случилось с десантом.

Но он не отдал приказа. Он просто стоял и смотрел на расширившиеся от ужаса глаза пилота. Капитан чувствовал, что услышит в следующую секунду — уже знакомый вопль о том, что двигатель выходит из строя. Что ж, он не ошибся…

А еще спустя десять минут ярчайшая звезда, на мгновение затопившая все вокруг пронзительным светом, вспыхнула там, где еще недавно находился фешенебельный астро-комплекс «Эдем».

Должен ли истинный летописец видеть своими глазами то, о чем он намерен поведать своим потомкам? Не знаю. Я шел по гулким Стальным пещерам, мои глаза видели кровь и трупы — свидетельства подвигов наших воинов. Но было ли убийство этих беспомощных созданий истинно достойным деянием в глазах Вечного ? И на этот вопрос у меня нет ответа.

Урги, прошедшие по Стальным пещерам подобно буре, подобно грозной реке, бушующие воды которой способны смести все на своем пути, не оставили в живых никого — кроме тех немногих, что были сочтены достойными жертвенного костра. Может быть, еще несколько дней назад я, Ур-Шагал, провидец и летописец, как и любой другой ург испытал бы чувство гордости за наших воинов, покрывших себя славой.

Сегодня я впервые размышляю, а истинно ли замысел Вечного состоял в уничтожении беззащитных людораков — да любой из людей, даже любой из проклятых шанков сумел бы оказать больше сопротивления. Эти слабые, не умеющие или не желающие владеть оружием создания, чьей единственной защитой были слезы и просьбы на странном, никому из нас не понятном языке, умирали легко, их тонкая одежда не могла противостоять оружию, а их железные двери пали под ударами магии шаманов. Урги в этом бою не потеряли ни одного воина… кроме вождя. Много ли славы в такой победе, много ли славы в богатой добыче, что была отобрана у тех, кто не мог защитить свое добро? Была ли столь славной гибель Ар-Трога, как о том было объявлено народу ургов, — или вождь пал жертвой собственной неосмотрительности или торопливости.

Этот день принес много вопросов, дети мои. И если мы хотим бестрепетно предстать перед ликом Вечного, мы должны быть готовы ответить на них.

— Говорите, и пусть речь ваша будет краткой.

Дьен заметил, что волшебница старательно прячет глаза. Что бы это ни означало, но он тут же почувствовал себя не в своей тарелке. Змея мерно раскачивалась, ее чудовищная голова сверлила глазами гостей. Этот взгляд завораживал, требовал безусловного и незамедлительного подчинения, и Дьену стоило больших трудов стряхнуть с себя оцепенение.

Он сделал шаг вперед, услышал предостерегающее шипение змеи и снова замер,