Твое прикосновение - Дебра Маллинз

Он покинул комнату в сопровождении слуг. Ее отец, такой энергичный, всегда внушавший уважение и страх, превратился в тень самого себя. Он сильно похудел, и теперь от его большой мощной фигуры остался скелет. Его руки дрожали, а темные глаза казались запавшими, но когда она смотрела в них, то видела прежнего отца, так как огонь борьбы не угасал в нем. Он был намерен оставаться сильным до последнего вздоха.

Она цеплялась за старый образ отца, когда нынешнего герцога Белвингема верные слуги фактически выносили из гостиной. Он ускользал от нее, как песок, текущий сквозь пальцы. И она ничего не могла поделать.

* * *

Роган просмотрел содержание письма, которое только что прибыло с курьером от Габриэля Арчера. В нем сообщались главные факты о Рэнделле Альторпе, хотя Арчер заверил его, что еще не начинал заниматься этим делом. Он лишь представил информацию, которую получил за последние два дня. Известные факты из жизни объекта наблюдения. Теперь, по словам Арчера, им надо было определиться с тем, что из них правда, а что – вымысел.

Роган восхитился профессионализмом этого джентльмена, когда пробежал глазами строчки письма. Альторп приложил немало усилий, чтобы сохранить свою репутацию незапятнанной. Если бы все, изложенное Арчером, оказалось правдой, то Альторпа можно было смело причислить к лику святых.

Ни один живой человек не мог быть столь безгрешным.

Нет, репутация Альторпа казалась столь безупречной, что, похоже, достаточно будет Арчеру копнуть глубже, и несомненно, в поле зрения попадет неприглядная правда. Женщины, долги чести, шулерство, непродуманные финансовые решения. Что-то. Герцог был уверен: Альторп не только мошенник, но и убийца.

И теперь они должны были это доказать.

Роган поднял взгляд, услышав, как открывается входная дверь.

– Кэролайн?

– Да.

Она прошла в гостиную, не снимая ни шляпки, ни перчаток. Выражение ее темных глаз заставило его отложить в сторону письмо и подняться со стула навстречу жене.

– Кэролайн, что случилось?

Она вздохнула и покачала головой, снимая перчатки.

– Папа. Ему все хуже.

– Мне так жаль. – Он подошел к ней и положил руки ей на плечи.

Она перебирала ленты на шляпке.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет. – Она улыбнулась грустной улыбкой, которая едва не разбила ему сердце, а потом он взглянул на ленты, которые ей каким-то невероятным образом удалось стянуть в узлы. – О, что за досада!

– Позволь мне.

Он мягко отстранил ее руки, а затем начал развязывать ленты. Она стояла молчаливая как статуя. Столь безмолвная, что он уже готов был поверить, что она из мрамора.

Наконец узел поддался. Он победоносно взглянул на нее, но улыбка замерла на его губах, когда он увидел, как по ее щеке катится слеза.

– Кэролайн?

– Он умирает, – прошептала она, когда он поправил шляпку.

Ее взгляд замер. Ее прекрасные темные глаза умоляли его об утешении.

– Он умирает, и я не могу ничего сделать.

– Я знаю.

Он смахнул слезы с ее щеки большим пальцем.

Она потянулась к нему в поисках сочувствия. Она схватила его за полы сюртука, ее тело сотрясали рыдания. Он прижал ее заплаканное лицо к своей груди, и ее печаль переполнила его сердце.

Он должен был рассказать ей об Альторпе, и ему плевать на желания герцога. Рассказать об отравлении. Может, это заставит ее чувствовать себя не такой беспомощной.

Но не сейчас, когда она прильнула к нему, когда ее сердце разбито от горя.

У него еще будет время, подумал он, зарываясь лицом в ее темные волосы. Он скажет ей все. Вскоре.

Жеребец лорда Тенсли был настоящим дьяволом.

Завязывая ленты на своей шляпке, Кэролайн наблюдала из окна спальни за тем, как ее муж управляется с этим чудовищем. Его необыкновенное терпение в отношении животных потрясало ее, особенно в сравнении с тем, каким сильным приступам ярости он был подвержен, когда дело касалось людей. Ей казалось, что в нем уживаются два человека, один мягкий и добрый, а другой неукротимый и терзаемый вспышками гнева.

Сейчас он пытался приручить жеребца лорда Тенсли: он открыл ладони и опустил руки, демонстрируя дружелюбие. Таллоу и Графтон стояли поодаль, зная, что только господин Роган с его талантом и мастерством способен справиться с такой непредсказуемой бестией, как эта лошадь. Кэролайн казалось, что она слышит обрывки песни на древнем языке. В его голосе, в его мягкости, в его убаюкивающих словах было обещание спокойствия и безопасности, которое имело огромную силу.

Она это хорошо знала, потому что оно оказывало свое действие и на нее.

Ее взгляд скользнул по прекрасной фигуре мужа. Работая с лошадьми, он всегда надевал обычную рубашку и поношенные брюки, тем не менее оставаясь воплощением мужской привлекательности.

Ветер ерошил его смоляные кудри, а ткань его рубашки плотно прилегала к груди и плечам. Она ахнула от изумления: как женщине ей не могла не льстить мысль о том, что такой красивый человек принадлежит ей. Продолжая заниматься Одиссеем, он сменил позу, и под плотно облегающими его тело брюками рельефно обрисовались мышцы бедер и ягодиц.

Вдруг осознав, что она смотрит на его спину и ниже нее, Кэролайн резко отвела взгляд, заливаясь густой волной румянца. Ей показалось, что платье душит ее, и она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя. Что она себе позволяет – предается греховным мыслям о собственном муже среди бела дня? Разве он не дал ей понять, что она его не возбуждает? И даже если он ощущал ее женскую привлекательность, то она все равно была не способна пойти дальше одного или двух поцелуев.

Она отвернулась и потянулась за накидкой. Ее пальцы дрожали, когда она набросила ее на плечи. Она заставила себя смотреть на застежки вместо того, чтобы пялиться в окно на своего мужа. Как молодая лошадь, она страстно желала поддаться чарам Рогана. Его присутствие манило ее, заставляя забывать о страхах. Она вдруг поймала себя на мысли о том, что ей хочется ощутить его сильные объятия, почувствовать вкус его губ. Ей хотелось распахнуть ему сердце и позволить увести себя в новый мир, который ей предстояло открыть.

Но недоверие поднимало голову всякий раз, когда она начинала смело смотреть вперед. Недоверие к самцу, которое тяжелым отпечатком легло на ее сердце. Она не в силах была его преодолеть. Она понимала, что лишь разрушив стену подозрительности, она сможет принять своего мужа и предложить ему себя. До этих пор она не смела приближаться к нему слишком близко.

Кроме того, возможно, он и не хотел ее.

Ее пальцы замерли. Куда делся огонь их брачной ночи? За те дни, что они были женаты, вспышки страсти больше не повторялись. Она больше не ощущала его горячей потребности в ней. Все сводилось лишь к невинным поцелуям, которые длились все дольше каждый раз перед тем, как они расходились по отдельным спальням. Может, он сказал ей правду, и его возбуждение было лишь естественной реакцией, случавшейся каждое утро? И это не имело никакого отношения к ней.