Варяг - Владимир Поселягин

Остановив телеги, мы вышли на токовище. Слово взял Матвей, его тут хорошо знали. Он описал, как на его судно вчера утром налетела ватажка людолова и побила почти всех. В толпе стенали, стоял плач, там были члены семей погибших людей Матвея. Потом девушки описали, как попали к люд олову, причём стало ясно, что тот не сам занимался отловом, для этого у него были специальные люди. Уже последним слово дали мне. Я сперва представился, вызвав удивление как у посадника, так и в толпе, и описал, как меня, мирного путешественника, атаковали и что картечь снесла большую часть татей, потом уже я добил из пищалей и саблями остальных, освободив полон. Дальше мы двинули в Новгород. Почти полтора часа шло наше общее повествование по этому делу. Потом один из дружинников забрал у меня мешки и высыпал всё, что в них было, перед посадником. Тот велел забрать всё в качестве виры за действия татей и раздать семьям погибших, но сначала осмотреть горожанам, есть ли среди вещей с татей знакомые им. Теперь понятно, почему тут весь город собрался.

К моему удивлению, выстроилась длинная очередь, и люди без споров и склок пошли мимо сложенных трофеев, внимательно их осматривая. Сперва одна женщина вскрикнула, узнала колечко пропавшего зимой мужа, потом ещё один мужчина серебряный нательный крестик опознал. А чуть позже девица увидела обеденный нож деда. Их отвели в сторону и, опросив, вернули личные вещи пропавших родственников. Остальное посадник велел распределить среди семей погибших людей Матвея.

Знал бы, что так будет, ценное бы положил. Посадники, бывало, отдавали такие решения, но не часто, вот я и не учёл этого. С другой стороны, дал бы что ценное, тот бы всё в казну забрал. Один из дружинников, десятник, распределил всё на доли и их раздали семьям.

Потом пошло остальное судилище. Ушкуй отдали мне, даже бумагу дали за подписью посадника. И неожиданно своим решением, отправив в дом купчины-татя дружинников выкинуть семью с подворья, его тоже мне отдал, на что я получил соответствующий документ. Спрашивается, на хрена оно мне нужно? Ладно, подумаю ещё. А посадник умён, поживиться в трофеях не смог, отправил дружинников в дом татя, наверняка его, выкинув семью и слуг, перевернут вверх дном в поисках схронов. Шанс взять большой куш был, и тот им воспользовался.

В это время ко мне подошёл один из дружинников и стал внимательно осматривать моё боевое копьё. Девчат, когда мы шли к Новгороду, я попросил нашить кожаные петельки на сбрую, внимательно руководя ими. Сделали, и теперь я носил копьё с собой, висело на спине под посечённым щитом, вот им дружинник и заинтересовался. То было в эксклюзивном исполнении, и, похоже, воин знал прошлого владельца, судя по нехорошему блеску глаз, очень хорошо знал.

– Откуда оно у тебя? – коротко спросил воин, кивнув на копьё.

– В бою с татей взял три дня назад, – пожал я плечами, не видя причин скрывать. – Видаков с двух ушкуев и ладьи много было. Тверские они, старший – Василий Пермяков. Они же и казнили выживших татей. Троих утопили, как щенков, в Волхове.

Воин на несколько секунд замер, обдумывая мои слова, позволяя мне внимательно его рассмотреть. Это был уже воин лет тридцати пяти, можно сказать, уже на заре своей службы, а служат тут не более сорока лет. До такого срока доживают или откровенные счастливчики, или очень опытные. Судя по шрамам на открытых участках тела, кистях рук и лице, это был именно опытный воин. Знаков различия дружинники не носили, или я о них ничего не знаю, друг друга воина знали, кто десятник или полусотник-сотник тоже, им хватало. Чуть позже, насколько я помню из истории, знаки различия всё же появятся, это бляхи, которые вешали на уровне груди на цепях, но сейчас пока такого не было. Так вот, воин, как и я, был в кольчуге, ладно сидевшей на его кряжистой фигуре, красная полуюбка скрывала ноги до середины бёдер. Я не сразу понял, что это не юбка, а туника, надетая под кольчугу. Действительно было жарко. На поясе обычный русский боевой нож и такой же обычный меч. Голова не покрытая, видимо, тот был не на службе, у других воинов шлемы были на месте. Коричневые кожаные и также коричневые полусапожки заканчивали ансамбль одежды и обуви этого воина. Разве что стоит упомянуть хорошо видную бечёвку на шее, явно крестик носил, обеденный нож на поясе и небольшой мешочек. Не кошель, в таких хранят соль, смешанную с перцем. Я знаю, у меня самого такой же мешочек с солью на поясе. Дань традиции, чтобы не выделяться.

– Почему посаднику об этом не сообщил? – хмуря густые брови, поинтересовался тот.

– Он не спрашивал. К тому же Василий должен был сообщить о побитых татях князю в крепости Орешек. Тот меня знает хорошо, должен его принять.

– Давно знакомы?

– Как его посадника живота лишил, так и познакомились. Виру за посадника и его воинов я уплатил, так что князь снял с меня все обвинения и отпустил. Признал, что не моя там вина, татя посадник прятал сродственника своего, брата жены. Тот вор, украл моё имущество и прятался на подворье родственника, я его выследил и призвал к ответу. Я же не знал, что это дом посадника. Тот на меня воинов натравил, ну и завертелось.

– Много побил?

– Крови воинов я не хотел, но бой есть бой, двоих убил, остальные ранены. Весь десяток положил, а также вора и его двух боевых холопов.

– Один или помогал кто?

– Я без помощников кому хочу по шее надаю.

Воин крякнул и, свистнув двух дружинников, снова стал меня задумчиво рассматривать, пока те к нам бежали. Непростой воин, ой непростой. Ждать, что тот что-либо скажет, я не стал, развернулся и направился к Матвею, нужно с ним поговорить. Посадник уже ушёл в Кремль, наверное, дел было много. Народ потихоньку расходился, так что ждать чего-либо я не стал, обе бумаги мне уже вручили, это сделал неприметный дьяк в чёрной хламиде, как у попов, но вроде не поп. Я успел сделать пару шагов, на ходу убирая документы на дом и на ушкуй в котомку на боку, неловко действуя раненой рукой, как за спиной грозно рыкнули:

– Куда это ты направился?

Голос был знаком и, не смотря на большую часть угроз в тоне, не узнать я его не мог, да и не было больше никого, кроме этого воина. Резко обернувшись, положив ладони на слегка шершавые рукояти сабель, я с угрозой спросил:

– Ты как, холоп, с князем разговариваешь?! Совсем забылся тут?!

– Кто холоп?! – взъярился уже воин, зло оскалившись. – Родовитого боярина холопом называешь?!

– Поединок, – коротко бросил я.

– Быть тому. Немедленно. С тем оружием, что при себе. До крови, – бросал воин отрывистые фразы.

– Без проблем, – кивнул я.

Посадник уже вернулся, да и народ снова потёк на площадь. Я думал, нас куда поведут, в крепости было специальное ристалище на случай поединков, но нет, люди образовали круг, впереди стояли в основном воины, бояре да пара дьяков, а вот остальные толпились за их спиной, пытаясь рассмотреть, что происходит. Посадник, прежде чем объявить о начале поединка, а ритуал священен, вмешаться он не мог, поинтересовался причинами поединка. Я указал на презрительное и неуважительное отношение от неизвестного воина, тот полутысячником оказался, а вот этот наглец заявил, что я, вероятно, убил его сына. Посадник тут же поднял руку и объявил, что я прибыл в республику всего три недели назад и просто не мог зимой быть причастен к пропаже сына полутысячника и десятка воинов, что его сопровождали. Более того, раньше бывать мне в России не приходилось, это подтверждал князь Патрикей Наримунтович, что правил в городе Орехове и окрестностях. Там же подтверждалось, что вира за побитого посадника и его родственника мной уплачена, и препятствий мне просил не чинить. Но о том, что я ещё и татей на Волхве побил, посадник не знал и попросил озвучить, как это произошло.