Крабоид - Юрий Никитин

Она в изумлении посмотрела на меня.

– Ты чего?..

– Да как-то вот… часто слышал из приемника электромагнитных волн…

– Каких волн?.. А, ты о телевизоре?.. Не забивай голову всякой дурью. Телевизор – это жвачник, по нему какую только хрень не разносят.

– Вера… это дурь?.. Или хрень?

Она отмахнулась, я пошел следом за нею к автомобилю. Видимо, эти вопросы лучше оставить надолго, слишком многое непонятного.

Однако в автомобиле, когда села за руль, и автомобиль сдвинулся с места, проговорила чуточку сердито:

– Из-за веры свихиваются и более мудрые. Тебе пока о таком рано задумываться. Вера в нашей жизни никакой роли не играет.

Я спросил, усомнившись:

– Точно?

Она сказала почти рассерженно:

– Почти. Даже, если она как бы в основе основ. Кто из простых заглядывает так глубоко?.. да и зачем? Можно утонуть. Живи на поверхности, как все. Во многих мудростях много печали, как сказал кто-то из карломарксов. Остановишься, задумаешься, тебя тут же сшибут и затопчут в мире разгулявшейся демократии.

– Ладно, – сказал я. – Вокруг и так слишком много непонятного.

Она сказала с неудовольствием:

– Ты странный какой-то. Доискиваешься до всего… Зачем? Живи, как все. Всего не познать. Если всю жизнь учиться, когда работать? А человек обязан работать, как сказал великий Лютер, иначе у него не будет благодати Божьей…Тьфу, вот и я заговорила, как не знаю кто!.. Садись и смотри по сторонам на красивых женщин. Ты же отличишь красивых от некрасивых?.. Кстати, ты забыл пристегнуться.

– Извини, – сказал я, как говорят в таких случаях. – На тебя засмотрелся.

Она польщенно улыбнулась, а я послушно пристегнулся ремнем, этот ритуальный жест скопировал быстро, хотя его значение остается непонятным, видимо, что-то религиозное.

– А по каким признакам одни отличаются от других?

Она сказала с отвращением:

– Ты что, еще и математик?..

Я понял, что быть математиком очень плохо, замолчал надолго, а когда вернулись в город, поинтересовался:

– Вы с Крякожабером дружите?

– Не очень, – ответила она. – Так, далекие знакомые. Даже не вязались ни разу. Он как бы бойфренд Бабетты, хотя об этом и не знает, потому щупальца не протягиваю. У нас женская солидарность, кто бы поверил!.. А что, он тебя заинтересовал?

– Очень.

Она покосилась на меня пытливо.

– Догадываюсь. Ладно, вечерком заглянем, если он сам не против. Только созвониться надо, предупредить.

– И подругу?

Она скривила губы.

– Без этого никак. Социальность.

К Бабетте на этот раз заезжать не стали. Марианна быстро переговорила с нею по мобильному, я слушал разговор, не показывая вида, но ничего не понял, а Марианна, закончив, сунула в кармашек и сказала весело:

– Отпустила… А так вообще-то подозрительная зверюга.

– Тебе верят, – повторил я одну из фраз Шерлока и понял, что употребил ее к месту, хотя и рисковал, не понимая ее значения. – Ты хорошая.

– Ну-ну, – сказала она весело, – не подкатывайся. Но если хочешь, чтобы сиськи показала, скажи. Только не сейчас, когда за рулем.

Крякожабер, которому она тоже позвонила, открыл сразу, из комнаты пахнуло знакомыми ароматами кофе, но я посмотрел на стены на два больших дисплея на стенах, там в ускоренном темпе проносятся галактики и черные дыры, какими их видят отсюда с помощью телескопов.

Он пожал мне руку, странный жест, но я уже привык, люди почти все обмениваются при встрече знаками, кто приподнимет шляпу, кто подводит ладонь к виску, кто-то кивает или улыбается или просто смотрит мимо, это тоже знак, означающий, что его беспокоить не стоит.

– У тебя на втором экране странная черная звезда, – сказал я. – Таких не бывает.

Он широко заулыбался.

– Марианна, видишь?.. Вот наш человек! Это вместо «Драсти, как дела», что вообще-то махровый пережиток, потому он прав абсолютно, хотя и не для нашего замшелого века. А что со звездой не так?..

– Откуда там колодец? – спросил я. – Ни в одной колодца нет.

Он широким жестом пригласил из прихожей в большую комнату, где работает, как объяснял в прошлый раз, на дисплее звезда как раз повернулась широким раструбом, показывая уходящую в глубину воронку.

– Это компьютерная модель черной дыры, – сообщил он и посмотрел на меня внимательно. – Предполагаемая. А что в ней не так?

– Нет никакого колодца, – ответил я. – Ни в больших, ни в малых. У всех разное, но колодцев нет.

Марианна сказала неодобрительно:

– Сам ты замшелый… У тебя три К в законе?.. Поняла, пошла, Küche.

Крякожабер улыбнулся ей вслед, а мне сказал серьезно:

– Садись, Марютка принесет кофе и печенье. Не портятся, потому закупаю в запас, а то порой по неделе не выхожу из дома… Как люди не понимают, что нет ничего более приятного, чем работа? И вообще увлекательного! Насчет черной дыры спорно. Большинство считают, что колодец есть, спорят только что там дальше на самом дне… То ли его нет, только бесконечное падение, то ли выход в другую вселенную. Хотя некоторые отрицают и сам колодец. Ты из таких?

Я покачал головой.

– Я из третьих. Представление о черной дыре примерно такое же, как было у средневековых монахов, когда рисовали плоскую Землю на слоне и черепахе. Все это в центре мира, а звезды прибиты серебряными гвоздиками к твердому и неподвижному небосводу, верно?

Он посмотрел несколько ошалело, скривился, я сказал очень неприятное, но ученые почти другой вид людей, тут же ответил чуточку агрессивно:

– Уже догадываемся. Ты имеешь в виду дивный квантовый мир, что не укладывается в законы физики, а других законов у нас нет…

– Они есть, – ответил я.

– Но мы их еще не сформулировали, – огрызнулся он. – Даже не осознали!.. Все идет потихоньку…

Он вдруг заулыбался все шире и шире, явно вспомнил про взрывной рост человеческой популяции. Вчера сидели в пещерах и охотились на мамонтов, сегодня строят базы на Луне и Марсе, завтра начнут проникать в соседние галактики, а дальше…

Я ощутил тревожный зов во всем теле. А что восхочет так стремительно развивающееся человечество? Не лучше ли ему остановиться? В масштабах Вселенной можно без труда в один краткий миг рассыпать на элементарные частицы весь этот крохотный участок, где не больше двух-трех сотен галактик….

Холод во всем теле стал сильнее. С пугающей ясностью вдруг ощутилось, что, возможно, это и есть то, почему я здесь.