Через сто лет - Эдуард Веркин

А я смотрел в воду.

Лужицкий лежал на дне бассейна неопрятной темной кляксой, не шевелился, просто лежал. Дельфины находились в другой части бассейна. Сначала они никак не заинтересовались Лужицким, ну, или сделали вид, что не заинтересовались, замерли, застыли, едва покачивая плавниками. Так продолжалось недолго, дельфины дружно повернулись в сторону Лужицкого и медленно, практически незаметно поползли, выставив на поверхность спинные плавники.

– Они его сожрут, – крикнула Костромина.

Я почти услышал в ее голосе страх. Нет, мне на самом деле на секунду показалось, что Костроминой страшно. Хотя на самом деле это, конечно же, была типовая реакция. Соулбилдинг для начинающих. Залезь на телемачту, встань рядом с краем и убоись. И если кто-нибудь рядом упадет в бассейн со свирепыми и голодными дельфинами, надо немедленно начинать кричать «вытащите» и «они его сожрут».

– Помогите ему.

Но никто из других вупов даже не шевельнулся. Что неудивительно. Вряд ли кто-нибудь мог подумать, что дельфины настолько опасны. И вообще, все думали, что Лужицкий просто свалился в воду, что его сейчас вытащат. А он…

Зато из-за кулис выскочила тренер Таня. Она уже успела снять черный гидрокостюм, оставшись в купальнике в крупный синий горошек. Все сразу повернулись к ней, забыв про подводного Лужицкого.

Тренер Таня мгновенно оценила ситуацию.

– Назад! – крикнула девушка Таня дельфинам. – Назад!

Она бешено засвистела в свистелку, но дельфины не реагировали, медленно продвигаясь в сторону Лужицкого.

– Стоять!

Девушка Таня прыгнула в воду.

Это было ошибкой, это понимал даже я. Потому что теперь дельфины стали Таню защищать. Они резко ускорились и через секунду оказались рядом с Лужицким.

– Помогите ему, – опять крикнула Костромина.

И я зачем-то прыгнул в воду.

Никакой логики в моем поступке не было – до Лужицкого было далеко, и при всем своем желании я не мог бы его спасти. Но прыгнул. Не знаю, это получилось… само собой. Я еще думал – зачем я это, а уже делал шаг с парапета.

Почти сразу я ушел на дно. Мы не плаваем, это понятно. Вода не терпит нежить, это давно известно, нежить или плавает по поверхности, как пенопласт, или идет на дно, как чугунное ядро. С нами обычно проходит второй вариант. Это из-за костей, они слишком тяжелые. Ну и никакого подкожного жира, разумеется.

Я упал на дно и тут же оказался в центре водоворота. Дельфины носились вокруг меня, как ошалелые, толкали боками, подсекали плавниками и умудрялись ударить хвостом, сбивали с ног, толкали в спину. Я все ждал, когда они пустят в ход зубы, но они не спешили этого делать. Каждую секунду я боялся, что они вот-вот за меня возьмутся, начнут с ног, затем перейдут к голове…

А вообще-то это было интересно. То есть познавательно. Возможно, полезно, с точки зрения соулбилдинга. Впервые в жизни я оказался рядом с существом, которое было сильнее и быстрее меня. Рядом с которым я был почти беспомощен.

Они меня уронили. Я попробовал встать, но в бок мне ударило твердым и плотным, и я немедленно упал на дно. И тут же сверху меня ударило уже по-хорошему, зубы мои выставились, верхние клыки врубились в кафельное дно бассейна. Плитка треснула, на меня навалилась безнадежная мягкая тяжесть, я потерял сознание.

Со мной это случилось впервые. Для того, чтобы выбить сознание из вупыря, нужны могучие усилия. Или нужно знать, куда давить. Я вот, например, не знаю.

Дельфины, видимо, знали. И силы для этого у них имелись.

Я увидел звезды. Они светили прямо через небо. И через воду. И через крышу. Холодные, похожие на медуз. Какие-то живые.

Какие-то мертвые.

Все.

Я очнулся на бортике. Передо мной стояла тренер Таня в пушистом белом халате и в резиновых галошах. Чуть поодаль сидел Лужицкий. Рядом с ним торчал ведущий и что-то равномерно Лужицкому выговаривал, Лужицкий точно так же равномерно и согласно кивал. Костромина тоже переминалась рядом, но я смотрел, конечно же, не на нее.

На Таню.

У людей оказалась очень гладкая и чистая кожа.

У людей оказались очень… глаза, одним словом, тоже чистые. Веселые. Искрящиеся. У всех наших нет таких глаз, у всех наших глаза вареной рыбы. Это в лучшем еще случае. А есть еще как пластиковые, точно отлитые из пластмассы гладкие такие шарики, раскрашенные и вставленные в глазницу, как у чучела, глаза. Как у куклы. Некоторые, конечно, линзы используют или в очках ходят, как Костромина, но это все не то, все равно знаешь, что глаза ненастоящие.

– И зачем ты прыгнул?! – спросила Таня. – Мы бы его и без тебя вытащили! Такое часто случается, ребята к этому привыкли уже!

– Он просто дурак, – ответила за меня Костромина. – Дурак, да еще припадочный. Я ему много раз говорила, что дельфины могут напасть, только он все мимо ушей.

– Нет, ребята не нападают вообще, – покачала головой Таня. – Просто когда в воде оказывается… – Таня осеклась, не зная, как правильно нас назвать. Но она нашлась быстро: – Зритель. – Таня улыбнулась. – Если в воде оказывается зритель, они начинают отрабатывать защиту. Это у них инстинкты такие. Не сильно тебя приложили?

Таня дружески потрогала меня за плечо. Я едва не шарахнулся. Потому что… Человек.

– Его несильно, – успокоила Костромина. – Он очень крепкий, крепкий. В прошлом месяце на него вертолет упал – и ничего, даже не помяло.

Таня с удивлением поглядела на меня. Улыбнулась.

Наверное, тогда я впервые в жизни чуть не заплакал.

– Да, – сказал я. – Это все так и было. Жаль вертолет, совсем сломался. А я ничего. Только шишка.

– Да вы шутите! – Таня рассмеялась. – А я сначала не поняла! Молодцы! Ребята, вы молодцы!

Как она смеялась. Звонко, разливисто, мы так никогда не сможем. Но Костромина не удержалась, попробовала, и, как всегда, получилось ужасно.

– Ладно, – сказала Костромина. – Мы пойдем. Нам надо домой.

– Уже? – удивилась Таня.

– Да, – сказал я. – У нас распорядок. Пора в гробы ложиться.

Таня хихикнула.

– Он дурак, – сообщила ей Костромина. – А нам действительно пора.

Таня кивнула. Она хотела чего-то сказать, но постеснялась. Человек. Человек. Настоящий.

– До свидания, – сказал я.

– До свидания, – Таня снова улыбнулась.

– До свиданья, – сказала Костромина.

Мы взяли Лужицкого под руки и пошли домой.

Тащили Лужицкого по улицам, останавливались, сажали его на скамейку, молчали. Под впечатлением. От Тани. Я вообще вокруг почти ничего не видел, только ее вспоминал. Как она подошла ко мне, как посмотрела. Как улыбалась.