Зеркало грез - Надежда Черкасова

Соня затравленно огляделась и метнулась к печке, отбросила ногой половичок, дернула за почти незаметное кольцо и осторожно спустилась в открывшийся подпол. Закрывая его, услышала, как в дом ворвались преследователи.

– Где она? Проверить весь дом и чердак. Может, в окно сиганула? Нет, окна закрыты. Значит, она где-то здесь, в доме.

Соня попятилась, наткнулась на бочку и, протянув руку, нащупала прислоненное к стене и укутанное в одеяло свое старенькое охотничье ружьишко. Вытащила из чехла одностволку и, вдыхая знакомый запах металла и оружейного масла, прошептала: «Родная, только не подведи!» После смерти бабушки Соня боялась оставаться одна в доме на ночь, поэтом держала ружье заряженным.

Прижавшись к стене, решительно взвела курок, вскинула ружье и взяла на прицел дверцу, которая уже распахивалась, ослепляя Соню ворвавшимся в темноту подпола солнечным светом. Как только в проеме появился чей-то силуэт, она закрыла глаза и плавно нажала на спусковой крючок. Раздался оглушительный выстрел, от которого у Сони заложило уши, но она все же услышала дикие вопли Юрика:

– А-а! Она убила меня! Убила! Я истекаю кровью! Спасите!

Застывшую от страха Соню выволокли наружу санитары, потащили к выходу. Осознавая, что это конец, она сумела-таки выскользнуть из рук крепких мужиков и мимо врача, склонившегося над кричащим от боли Юриком, бросилась из кухни в большую комнату, к зеркалу:

– Помоги же мне!

– Да-да, мы тебе сейчас поможем, – догнали ее санитары и повалили на пол.

Соня почувствовала укол в бедро, все поплыло перед глазами, и она провалилась в кромешную тьму без мыслей и страхов…

Всю ночь ей снились кошмары. Соня убегала от санитаров, ее догоняли, она вырывалась и снова куда-то неслась сломя голову. Наконец ее настигли, опутали веревками, и она почувствовала, как летит в глубокую пропасть. Чудовищная боль от падения на земную твердь пронзила ее бедное тело. И Соня застонала, просыпаясь. Ее тут же подхватили чьи-то сильные руки и уложили на мягкое. Она в смятении открыла глаза и вскочила было на ноги, но не удержала равновесие и рухнула как подкошенная, теряя сознание.

Сквозь пелену небытия настойчиво пробивались неясные тревожащие шепоты и шорохи, предупреждающие о чем-то и заставляющие вернуться к действительности. Соня снова попыталась открыть глаза, но боль давила на веки, а голова кружилась так, словно весь мир затеял вокруг нее безумную пляску, вынуждая мириться с неизбежным. Но мириться Соня не хотела. Кое-как приподнялась и, нащупав под ногами опору, присела, обхватив голову руками и борясь с головокружением.

– Что со мной? Где я? – спросила она пустоту.

– К сожалению, там же, где и я, – вдруг ответила пустота густым бархатным баритоном с кучей недовольных ноток.

Соня вздрогнула и прищурилась, фокусируя взгляд. Напротив кровати, на которой она сидела, прислонился к стене, скрестив на груди руки, незнакомец. Горестная улыбка кривила его губы, на Соню он даже не смотрел, словно ее здесь не было.

– В открытом океане, на лайнере. Мы с тобой в кругосветном путешествии. Неужели снова забыла? Как это ни банально, но пить надо меньше!

Она снова сжала ладонями виски. Ее голова явно жила сама по себе, не желая подчиняться хозяйке и причиняя ей боль и страдание.

– Вы кто? Что вам от меня нужно?

– Вот уже двенадцать лет, как твой законный супруг. Если ты, конечно, это помнишь. И с утра им был. Или я что-то пропустил? И ты наконец решила меня бросить?

– Мой супруг?! Какая чушь!

Соня тупо уставилась на мрачного полноватого шатена, еще довольно молодого, но уже с явными залысинами на висках. Неожиданно тот согнулся в реверансе с угодливой белозубой улыбкой на небритом лице и взглянул на Соню ясными серо-голубыми глазами.

– Да, это я, мадам, собственной персоной. Ваш верный и преданный слуга, а по совместительству пока еще и муж, Забродин Михаил Борисович. Прошу любить – хотя с этим, похоже, у вас загвоздка, – и жаловать – с этим, пожалуй, тоже напряг. Как почивать изволили? Не угодно ли чего приказать? Так я мигом-с. Только пальчиком шевельните, и я у ваших ног, – изливался он сарказмом, но в голосе сквозили горечь и разочарование.

– Да я вас знать не знаю, – тихо сказала Соня, изнемогая от боли. – И знать не хочу! Так что проваливайте.

– Какой жаргон у нашей несравненной знаменитости!

– Кого?!

– Чего «кого»?

– Какой еще знаменитости?.. И вообще, что вам от меня нужно?

– Допилась. Поздравляю! Ты превзошла самою себя. Так вот, знаменитость у нас – это ты. Как там в афише? «Великолепная Софья Соболевская, единственная и неповторимая исполнительница бардовских песен на русской семиструнной гитаре, возможности которой… – имеется в виду гитара, конечно, – …так до конца и не раскрыты, как и тайны русской души»… А уж касательно мудрености твоей неповторимой души и вовсе говорить не приходится, – грустно констатировал Михаил. – Как там дальше? «Софья Соболевская – значительное явление русской музыкальной культуры. Певица, поэтесса, бард, автор удивительных по глубине и оригинальности сложных и певучих романтических сочинений мощнейшей энергетики, нежности и страсти. Самородок, освященный свыше: словно кто-то невидимый, но всесильный, наделил ее очарованием общения. Доброта к людям, открытость миру возвращаются к ней зрительской любовью и теплом».

– И это все обо мне?! – Соня неожиданно икнула и зажала рот ладонями, задержав ненадолго дыхание.

– О тебе, о тебе! Когда ты стоишь на сцене и поешь.

– Я еще и пою?! А разве не на сцене по-другому?

– Тебе нужно чаще в зеркало смотреться. Может, тогда заметишь, как фантастически афиша отличается от оригинала.

– Ничего не понимаю!

– А я понимаю еще меньше. И мне это уже осточертело. Я хочу ясности.

– Вы вообще кто? И что вам от меня нужно?

– Вообще-то я твой законный муж. Извини, конечно, что повторяюсь, но ты ведь не в состоянии осознать эту истину с первого разъяснения. Да-да, муж, собственной персоной, как это ни странно. Показать свидетельство о браке, чтобы освежить твою память? Или ты для себя уже все решила, только забыла предупредить меня?

Михаил устало опустился в кресло возле огромного во всю стену зеркала.

– О чем?

– О том, что отважилась наконец бросить меня и пуститься в свободное плавание, как грозилась. А потому уже не считаешь меня своим мужем.

– Я хочу пить, – прошептала Соня.

Бред какой-то: чей муж, зачем муж и что этому мужу нужно от нее?

– Рассольчику огуречного хочешь? Или, может, сразу шампанского? Чего зря время-то терять?

– Воды! – раздраженно отрезала Соня.

Она уже ненавидела этого ехидного высокомерного незнакомца.