Колдун. Земля которой нет - Кирилл Клеванский

Обернувшись, шакал увидел лишь спокойное, но бледное лицо человека, в чьих глазах буйствовала безумная буря. Окровавленный, изломанный северянин сумел обмануть бессмертного, закаленного в веках сражений.

Ворон взмыл в небо.

Тим Ройс

– Ты-ы-ы, – прохрипел демон. – Я пр-р-ронзил тебя!

– Ты пронзил ветер, – прошептал я.

Сил говорить не было. У меня оказались сломаны почти все ребра, вывихнута нога, растерзана грудина, а в теле, наверное, почти не оставалось крови. Это был мой проигрыш. Пронзенное сердце лишь замедлит моего врага, но никак не убьет. Я так и не смог найти способ, чтобы повергнуть бессмертного.

– Это не конец, Гер-р-риот, – хрипел демон, и я понимал, что он прав. Я даже стоял лишь из чувства гордости, держась лишь на одной воле. – Скор-р-ро, уже скор-р-ро мои братья и сестр-р-ры освободятся, и мы затопим ваш мир-р-р кр-р-ровью. Слышишь? Мы пожр-р-рем ваших жен и детей, мы окр-р-расим океаны в кр-р-расный цвет! Мы погасим ваше солнце, мы пр-р-ридем!

Демон засмеялся, а я приготовился к смерти. Но последний удар все никак не приходил. И тогда я почувствовал, как что-то вырывает сабли из моих рук. Приглядевшись, я различил сквозь мутную пелену, накрывшую меня совсем недавно, контуры шакала, заваливающегося на песок и утягивающего за собой Лунные Перья. Без сомнений, он был мертв.

Все, на что меня хватило, это глупо, но в то же время иронично выругаться:

– Демон!

После пришла тьма.

И вновь Темный Жнец ушел ни с чем. Пожалуй, странно уже то, что я не погиб на арене и что вместо меня помер демон. Но не менее странным выглядело то, что я выжил после. Хотя здесь есть одно резонное объяснение – жижа. Все демоны бездны… Больше никогда не буду так ругаться. Кхм. Все темные боги, дайте мне хотя бы одну баночку с этой дрянью, отпустите на землю, и через декаду, может, через две, я стану самым богатым жителем Ангадора.

Впрочем, сидевший напротив меня старший малас явно так не думал. Во всяком случае он трижды отклонял мой план по экстренному обогащению. Что самое обидное – даже ни разу не дослушав.

– Черный мифрил, – наконец произнес он, глядя на мои клинки.

– То есть эту кровищу не отмыть? – уныло спросил я.

После того боя мои сабли, мои любимые верные сабли из серебряных превратились в антрацитовые, а волшебный алфавит на них, придуманный мной самим, наоборот, из черного превратился в… Нет-нет, вовсе не в серебряный, что было бы вполне логично, а в ярко-золотой.

– Это не кровь, – покачал головой старик, возвращая сабли в ножны. – Это металл.

– Я знаю, что не камень, – пробурчал я.

– Нет, ты не знаешь, – усмехнулся малас. – Совсем ничего не знаешь. А я уже слишком стар, чтобы отмечать такие мелочи. Твои клинки были из белого мифрила.

– Это, конечно, все объясняет.

– Если не будешь перебивать, хотя ты уже заработал себе несколько часов отжиманий, то я поясню. Некогда в мире было отковано тринадцать клинков из белого мифрила. Случилось это так давно, что уже и не вспомнить когда. Но согласно легенде, передаваемой от отца к сыну, имелось еще и четырнадцатое оружие – парное. По слухам, те маленькие мечи сделали из металлической стружки, остававшейся от ковки. Проще говоря – клинки из мусора. Так, собственно, их и назвали – грязные клинки. Никто не хотел ими владеть, а королю, заказавшему мифриловое оружие, было стыдно показывать подобное, поэтому кузнецы спрятали их.

– Вы хотите сказать, в моих руках были те самые клинки?

– Да – Грязные Мечи, так их зовут.

– Лунные Перья, – поправил я.

– Что? – переспросил тренер.

– Лунные Перья, – повторил я. – Так их зовут и никак иначе.

Малас немного подумал, а потом пожал плечами:

– Что ж, пусть будут Перьями.

– Это все равно не объясняет, как белый мифрил, по вашим же словам, стал черным.

Старик призадумался, а потом медленно протянул:

– Давай я расскажу тебе одну историю, а потом мы подумаем, могло это произойти или нет.

– Давайте так. Выбора-то нет.

– Тогда пообещай мне, что эту историю ты расскажешь лишь одному человеку.

– Обещаю, – легко произнес я, даже не задумываясь над только что услышанной фразой.

– Что ж. Чтобы белый мифрил стал черным, нужно омыть его в крови тридцати трех врагов. Затем окрасить кровью семи голодных волков и пронзить сердце их вожака. Затем белый мифрил должен отведать яда химеры и запить ее кровью проклятых – тех, кто не ходит под солнцем. Когда будет исполнено и это, белый мифрил надо закалить в пламени небесного кузнеца и ошпарить кровью повелителя неба. Затем – остудить белый мифрил в крови демона. И лишь после того, как все будет законченно, белое станет черным. И нет для бездны погибели страшнее, чем клинок из черного мифрила.

С каждым словом этой истории я все больше терял связь с реальностью. Это было чем-то невозможным, чем-то, выходящим за любые рамки и границы.

– Ну, что скажешь? – нарушил тишину старик.

– Только одно – мне срочно нужно на землю.

– Никогда не понимал, что в этом может быть занимательного. – С явно притворным кряхтением рядом со мной сел малас.

Он выглядел так же, как и в первый день нашего знакомства. Все та же непонятная роба, прикрывающая сморщенное под давлением лет тело. На ногах – неумело сбитые сандалии, перетянутые кожаными ремешками, столь же морщинистыми, как и лицо старца. Тренер гладиаторов не менялся. Впрочем, как и все вокруг.

Каждый день в долине Летающих Островов был точной копией предыдущего. За эти почти полгода, которые я провел среди облаков и пестрых одежд териальцев, в жизни островитян не произошло ровным счетом ничего. Конечно, можно с уверенностью выделить из повседневной рутины праздник Полета. Но, будьте уверены, поживите вы здесь лет десять – и даже он станет обыденным и почти незаметным. Может, для горожан событием были игры, когда на арене в схватке сходились претенденты в воинство Термуна, но с моей позиции это не было особым событием.

Когда бы я ни выходил на горячий песок ристалища, мне всегда приходилось сражаться на пределе сил. Порой и за пределом тоже. Не знаю, сколько крови впитали в себя золотые песчинки, но удивительно, как они до сих пор еще не стали багровыми. В кошмарах, моих верных спутниках, мне часто снилось, как закатное багровое небо рассыпается и дождем обрушивается на землю, сжигая все, чего касаются кровавые капли. Да, кошмары стали часто тревожить мой и без того неспокойный сон.

– Здесь каждый день, даже час, – пожал я плечами, не отрывая взгляд от разлома в стене, – отличается от предыдущего.

Старик немного помолчал, а потом положил свой чудной посох себе на колени. Он выглядел немного озадаченным.