Снежное сердце - Людмила Толмачева

– Я сейчас…

Не договорив и ничего не объясняя Дана выскочила из номера и побежала вниз.

За стеклянной дверью, под козырьком крыльца маячили две фигуры. Их жалкий сиротливый вид больно резанул по глазам.

В одном халатике Дана выбежала на холодное крыльцо.

– Мишенька! Софья Прокопьевна! Что у вас стряслось?

– Вот… Мишку привела, – едва ворочая языком, выговорила пьяная.

– Бабушке сказали, что меня завтра в детдом заберут, – объяснил Миша и заплакал.

– Ты уж совсем… Насовсем… Возьми внука-то… Я уж… Плохая стала… Не выйти мне… Забери мальчонку. А мне уж… все равно… Туда… Один путь… – несвязно бормотала несчастная женщина, размазывая слезы по морщинистым щекам.

– Пойдем, Мишенька! А как же вы? Сами дойдете?

– Дойду как-нить… Вот вещи… и рисунки его.

Дана взяла из ее рук грязный пакет, успевший побывать, по-видимому, в луже.

– Доку… мент… в его кур… кур…ке. Я пшла.

Сквозь стекло гостиничных дверей Дана смотрела на удаляющуюся фигуру Софьи Прокопьевны и молила бога, чтобы та дошла до дома, не упала и не осталась лежать на стылой земле.

Поднявшись в номер, Дана раздела мальчика, умыла, посадила за стол и налила горячего чаю. Но он не притронулся к еде, сидел нахохлившись и смотрел в одну точку.

– Миша, о чем ты думаешь? – осторожно спросила Дана, удерживая себя от слез.

– Ни о чем.

– Ты жалеешь бабушку?

Вместо ответа мальчик зарыдал. Испугавшись такой бурной реакции, Дана не знала, что предпринять. Из медикаментов у нее были только анальгетики.

Пришлось спуститься на ресэпшн, попросить валериановых капель.

Ей дали бутылочку с остатками валокордина.

Войдя в свою комнату, она застала неожиданную сценку – Миша с Мартином лежали на кровати и смотрели друг на друга.

Огромные немигающие глазищи кота – напротив заплаканных детских глаз.

Дане давно была известна эта кошачья повадка, объяснение которой трудно найти. Мартин в самые тяжелые моменты ее жизни, особенно если она плакала, ложился рядом и как будто жалел ее, неотрывно глядя ей прямо в глаза.

– Мишенька, видишь, как Мартин любит тебя! – пришло ей в голову.

– Да, – коротко ответил он.

– И я тебя люблю, – вырвались прямо из сердца главные слова.

Миша недоверчиво покосился на нее, всхлипнул и снова заплакал. Тихо и горько.

Она подошла, села рядом, погладила по голове. Теперь и у нее бежали слезы, но какие-то умиротворенные, словно что-то произошло внутри, какая-то сложная душевная работа, и ее итог сулил новый, возможно, счастливый поворот в судьбе.

– Не плачь, мое солнышко, мы обязательно навестим бабушку. Будем ей помогать. Правда же?

– Угу.

– Давай выпьем с тобой вот эти капельки, почитаем Пушкина перед сном… Встань, пожалуйста. Вот так. Молодец.

Миша давно спал, а Дана все думала и думала.

Это знак – приходили к ней мистические мысли, – знак свыше. Ее отца звали тем же именем. И прадеда. И с маминой стороны был Михаил, и не просто так, а батюшка Михаил. Значит, на роду так написано. И пусть он не родной. Она уже его любит, как родного. Разве этого мало? Даже если родится другой, все равно не перестанет любить своего «медвежонка».

У нее дрогнуло сердце, когда на секунду вообразила Мишу отвергнутым, никому не нужным, с недетской печалью на дне незабудковых глаз.

Нет! Этого не будет! Она все сделает, чтобы его детство больше ничто не омрачало. Мало двух работ, найдет третью! Будет пахать за троих, но нужды он больше не познает. Она даст ему хорошее образование, выведет в люди.

Откуда у нее, двадцатидевятилетней женщины, до недавнего времени обитавшей в заоблачных далях, такие житейски мудрые не по годам мысли, она и сама толком не знала.

Очевидно, мудрость произрастала из вековой толщи семейного уклада, была генетически заложена в ее роду, а иначе как объяснить ее непростое решение, подвластное не каждой женщине на Земле.

* * *

– Мама, познакомься, это наш завуч, Дана Михайловна Снежкова. А это моя мама, Лидия Эдгаровна.

– Очень приятно, – встала из-за стола симпатичная женщина с чертами Илзы. – Проходите, присаживайтесь. Мне дочь все уши прожужжала о вас. Уж как вы ей нравитесь, просто слов нет!

– Ну, мама! Можно без комментов обойтись?

– Ладно, ладно! Чего такого я сказала? Ведь от души, не ради комплимента.

– Лидия Эдгаровна, – нетерпеливо начала Дана, у которой не было времени на праздную болтовню, – вы уже знаете, о чем пойдет речь?

– Знаю, – приняла официальный тон чиновница.

– По тому, как вы ответили, не значит ли, что мою просьбу отклонят?

– Ну зачем так, Дана Михайловна? – снова заулыбалась Лидия Эдгаровна. – Это по привычке вышло. Сколько приходится дел рассматривать… И не таких, как ваше. Всяких. Голова кругом идет. К нам ведь не с радостью приходят…

– Понимаю.

– Ну я пойду? – Илза открыла дверь.

– Далеко не уходи, – попросила мать. – Мне кое-что сказать надо.

– Ладно.

Они остались вдвоем – начальник управления опеки и просительница, желающая усыновить сироту.

– Придется пройти ряд процедур, ничего не поделаешь.

– Я готова.

– Вы замужем?

– Формально, да.

– Отлично. Значит, ребенок идет в полную семью. А как отношения с мужем? Ему ведь документы подписывать…

– Я… Я постараюсь ему объяснить. Собственно, ему это ничего не стоит. Небольшие формальности, и все.

– Не скажите. Разойдетесь официально, ему придется платить алименты.

– Только не это! – горячо воскликнула Дана, напугав чиновницу.

– То есть вы хотите одна? Без помощи?

– Мне не нужна помощь! Я и сама могу зарабатывать!

– Успокойтесь, Дана Михайловна! Просто я знаю учительские зарплаты, вот и спросила. Извините, если нечаянно обидела…

– Ничего. Это вы простите меня за истерику. Надо держать себя в руках.

– Иногда можно и покричать. Такова женская психика. Если нас постоянно в узде держать – сердце лопнет.

– Вы правы.

– Ну что, приступим к делу?

– Приступим, – впервые за весь разговор улыбнулась Дана.

После обеда она пошла в дорогой салон. К счастью, ее волосы не требовали особой укладки. Достаточно было классной стрижки и мытья хорошим шампунем.

Завтра презентация, поэтому сегодня надо успеть как можно больше, чтобы потом, в день торжества, не отвлекаться на всякую мелочь.