Десять стрел для одной - Анна и Сергей Литвиновы

– Угосяйтесь.

Та взяла угощение, улыбнулась:

– Спасибо.

– Они вкусные. И называются смесно. Плямо сейцас съесьте, – строго сказала Масяня.

Девушка послушно развернула конфетку. Отправила ее в рот. Обернулась, помахала им рукой. И пошла себе дальше.

А тетка оставила пачку конфет на колодезном бордюре. Вскочила на свой велик. Крикнула им:

– Пока, ребята!

И унеслась.

Рекламные проспекты, телефонный счет, листок со словом «СМЕРТЬ» – все забыла.

И даже свой мяч разноцветный не забрала.

* * *

«Очумелый шмелик» оказался невыносимо сладким. Наде сразу захотелось пить. Заглянуть в сельпо, благо рядом? Или уж поспешить к ворчливой тетке, пока правление на обед не закрылось?

Ладно. Времени – только начало первого, все она успеет.

Надя прибавила шагу и повернула не на Центральную, а к деревенскому магазину.

За прилавком сегодня стояла словоохотливая русская продавщица. Наде обрадовалась, сразу начала выспрашивать, успевает ли новая хозяйка в огороде, будет ли перестраивать дом.

Митрофанова, прежде чем отвечать, свернула голову пластиковой бутылке, сразу выхлебала почти половину. Только потом покаянно отозвалась:

– Ничего я не успеваю. Только выхожу во двор – сразу то одно, то другое… – Взглянула на часы: – Ой, опять опаздываю! До правления отсюда я за сколько дойду?

– А зачем тебе правление? – округлила глаза продавщица.

– Сказали, газ надо на себя переоформить, – ответила Надя.

– Га-аз? А при чем здесь они? Это надо в Красногорск, в газовый трест ехать.

Сердце слегка екнуло.

– Но мне позвонили! – начала объяснять Митрофанова.

Продавщица перебила:

– Не знаю я, кто тебе звонил. Правление сегодня вообще закрыто.

Девушка побледнела:

– Вы точно знаете?

– Да я здесь живу сорок лет! – возмутилась продавщица.

В желудке кольнуло. Пить захотелось еще больше. Прилавок, продавщица, батарея пивных бутылок на полке вдруг покачнулись. Нервы? Надя, какие нервы?! Зачем ты взяла это конфету? Зачем ее съела?! И что теперь делать?!

Она не попрощалась, выбежала из магазина. На ходу выхватила телефон. Счастье, Полуянов ответил с первого гудка. Сразу начал:

– Целы твои шторы, не волнуйся.

Надя дрожащим голосом произнесла:

– Дим, меня отравили.

– Что?!

В голове мутилось все больше.

– Дим, я потом объясню… Мне плохо. Очень.

Он спокойно произнес:

– Ты где?

– У сельпо.

– Я говорил тебе никуда со двора не выходить?! – сорвался он.

– Я… не специально… я думала… Дим. Конфета слишком сладкая была, мне сразу… ой!

Живот скрутило нещадно.

– Надя. Не отключайся. И не паникуй. Оставайся у магазина. «Скорая» уже едет. Слышишь меня?

– Д-дим, все плывет.

Она выронила телефон.

Мысли метались. Ребенок. Конфетка с глупым названием. Странный звонок из правления. Очень как-то все мелко, смешно. Легкая комедия. Разве так убивают? Но живот болит нестерпимо. А «Скорая»? Сколько она будет сюда ехать?

Из сельпо выскочила продавщица. Набросилась на Митрофанову:

– Ты что шатаешься? Пьяная?

Надя схватилась за руку женщины. Голос чужой, а лицо почему-то мамино. Строгое. Губы шевелятся, слов не слышно. Как это глухая Ольга умеет читать по губам? Как у нее получается?

Надя прищурилась, попробовала понять – по одной артикуляции.

– П.А.Л.Е.Ц.

Что за глупость?

– В.Р.О.Т.

Рвота! Точно! Нужно вызвать рвоту, как можно скорее! Спасибо, спасибо!

Надя продолжала из последних сил держаться за продавщицу. Отпустила одну руку. Засунула два пальца в рот. Ничего.

Собрала остатки сил, простонала:

– Н-не п-получается!

Продавщица опустила девушку на магазинный приступок, метнулась внутрь. Крикнула на ходу:

– Сейчас!

Митрофанова снова попыталась избавиться от содержимого желудка. Не выходило. Вспомнилось (Димка, что ли, рассказывал): «Когда травят, в яд добавляют противорвотное».

Выбежала продавщица. В руках – трехлитровая банка.

– Марганца нет. Это рассол. Огурцы я выбросила. Пей!

Женщина сунула емкость ей под нос.

Надя сделала глоток. Закашлялась. Гадость. Выпила еще. Еще.

Затошнило? Или ей кажется?

Ухватилась двумя руками за продавщицу. Отошли вместе от порога. Надя упала на траву.

Наконец вырвало. Но легче не стало ни капли. Голова закружилась еще больше, и Надя внезапно почувствовала: она летит. Красиво. Сквозь облако. Быстро. Синее небо кругом, и мамино лицо совсем рядом.

* * *

К Наде его не пустили. Обаяние, умоляющие взгляды, журналистское удостоверение, тысячная купюра последовательно разбились о неприступный утес реанимации. Единственное, чего смог добиться, – аудиенции старичка-доктора. Тот рассказал: Надю отравили свинцовым сахаром.

– Это что такое? – нахмурился Полуянов.

– Народное средство. Жены очень любят. Не надо разводиться, имущество делить. Готовится практически на кухне, действует безотказно. Отравителя, правда, искать легко. Чтоб в организме свинец обнаружить, даже токсикологическая экспертиза не нужна. Диагноз сразу ставим. По симптомам.

И спросил вкрадчиво:

– А вы девушке кем будете?

– Друг. Прав на ее имущество не имею, – коротко отозвался Дима.

И вдруг всхлипнул. Вообще не понял, как такое получилось.

Доктор взглянул сочувственно:

– Ладно, не нюнь. Хорошо, что она желудок догадалась промыть. Иначе сейчас в морге бы лежала.

Дима сжал ладони в кулаки, прохрипел:

– А какой… прогноз?

– Поправится. Но не сразу. По печенке удар – будь здоров, – вздохнул врач. – Ну ничего. Кровь почистим, сердечко поддержим.

– Когда ее навестить можно будет?

– Завтра, не раньше. Ты телефон мне оставь и, как зовут тебя, напиши.

– Звонить, что ли, будете? – не поверил Дима.

– Не тебе, – хмыкнул доктор. – Надо в полицию сообщить. Случай криминальный.

Полуянов спорить не стал. Послушно написал телефон.