Кудесник в городе богов - Денис Владимирович Морозов

запахи двадцать одной травы. Семнадцать трав совершенно безвредны, от них только польза и никакого вреда. Но четыре оставшихся на земле считались бы ядовитыми: это дурман, жгун, волчья ягода и живокость. Вот только…

– Что? – с нетерпением спросил Немил.

– Они отравили бы человека, такого, как ты. Или любого другого, кто живет в дольнем мире. А бессмертному богу они были бы нипочем. Наоборот, небожители извлекли бы из них только целебную силу.

– Что же тогда из хозяина дух вышибло? – притопнул кудесник ногой.

– Так сразу и не угадать. Вроде, ничем по отдельности божество не проймешь. Может, все превратилось в отраву после того, как смешалось? Или их приготовили таким хитрым способом, что после готовки свойства трав переменились.

– В любом случае, ясно, что это сделал тот, кто хорошо разбирается в зельях, – подвела итог Кострома.

Звенислава протянула чару Немилу, чтобы он осмотрел ее повнимательнее, но тот отшатнулся и помотал головой.

– Что, взялся за ум? – насмешливо спросила служанка.

– А вот и взялся! – заявил он. – Дайте-ка мне пораскинуть мозгами. Веня все верно запомнила. На свадьбе я нервничал, волновался. Суеты-беготни было много, но видел я то же самое. Вертопрах поднял заздравную чару и наполнил ее вином. Он долго не выпускал ее из рук, бултыхал и не отдавал, будто не желал с ней расставаться. Затем пустил ее по рукам и каждый шептал над ней заклинания и добавлял подозрительные растворы, но черт начал первым. Помните его длинный тост в честь новобрачных? Пустое плетенье словес. С чего вдруг он сам захотел налить вино в чару? На это есть виночерпий. Зачем столько держал ее, будто нарочно затягивая время и выискивая возможность плеснуть туда гадости?

– Выходит, он во всем и виноват? – осведомилась Кострома.

– А кто же еще? – отозвался Немил. – Все говорит о том, что Перуна отравил Вертопрах, и сделал он это по заданию царя преисподней. Это первое действие в войне, развязанной бесами против богов. Сначала им нужно было вывести из строя князя, чтобы небесное воинство осталось без руководства, и они этого добились. Теперь нужно ждать их всеобщего наступления.

Ради этого Вертопраха и подослали. Коварный злодей использовал самое подлое из средств – яд. Мог ли Вертопрах припасти такой яд? Вполне мог, ведь как раз черти, бесы, да и сам Лиходей – непревзойденные знатоки всяких зелий. Мог ли черт добавить яд в чару? И тут ответ: да! Мы все видели, как он возился. Налицо и средство, и возможность, и злобный замысел. Все один к одному. Дело ясное, сомнений не остается.

– Хорошо, что ты так подробно во всем разобрался, – одобрила Кострома. – Дело за малым: найти доказательства и уличить злодея.

– Я за это берусь! – решительно заявил Немил.

– Лишь на тебя я и могу полагаться, – молвила богиня. – Поторопись: если бесы и в самом деле замыслили нападение, то времени остается в обрез. Я дам тебе крылатого коня, на котором разъезжал мой супруг. Перуну он уже не понадобится, а вот тебя вынесет из беды.

– Ах, госпожа! – изумилась Звенислава такому подарку.

Все трое вышли на крыльцо вежи. Широкие мраморные ступени спускались к алмазной площади, на которой в этот предрассветный час царило безмолвие. Утро уже приближалось, но Дажбог еще почивал в своем восточном дворце за семью водами, и свет от его венца не успел озарить неба. Звезды и недавно народившийся месяц блестели над головой, заливая окрестности серебристым сиянием. Призрачные лучики отражались в алмазах под ногами и сверкали в их гранях, отчего Немилу казалось, будто он ступает по тысячам светлячков. Да и сама Звенислава, попав в отблеск ночного светила, принялась словно лучиться и сеять таинственный свет. Немил почувствовал благоговение перед этим загадочным существом, которое оставалось звездой, даже приняв облик девы в красочной шубке. Ему захотелось выразить свои чувства, но он постарался их спрятать, чтобы его спутница не загордилась и не возомнила бы о себе слишком много.

Кострома между тем подвела их к аллее, кольцом опоясывающей площадь. По ее позолоченным дорожкам, утопающим в зеленых зарослях, бродили без привязи два скакуна. Первый, могучий и рослый, походил на облако, принявшее вид белого, как молоко, коня. Вторым был уже знакомый Немилу Рублик – его серый в яблоках круп тонул в полутьме, а грива свисала нечесаными прядями. Небесные скакуны походили друг на друга лишь крыльями, которые то и дело топорщились и расправлялись.

– Это Гром, любимый конь моего мужа, – произнесла Кострома, подходя к первому. – Благодаря ему я появилась так быстро, а ведь могла не успеть.

Повинуясь богине, Немил подошел к седлу и увидел, что стремя болтается выше его лба.

– Государыня, я на таком облаке не усижу, – усомнился кудесник.

– Ничего-ничего, полезай. За ним никто не угонится.

Кострома нетерпеливо взяла человека за шиворот, подняла и бросила на седло. Конь недовольно всхрапнул, стукнул копытом по алмазной мостовой и так оглушительно заржал, что у Немила заложило уши.

– Он меня не признает, – пожаловался человек.

– Будь умной, спокойной лошадкой, – проговорила богиня, поглаживая скакуна.

Лунный свет серебрил бледную кожу ее раскрытой ладони, которая тонула в снежной гриве, сливаясь с ее чистой, незапятнанной белизной. Конь ткнулся мордой ей в грудь. Богиня отдала Немилу узду и велела:

– Езжай!

Но стоило седоку ударить пятками по бокам скакуна, как тот взвился на дыбы и тряхнул так, что Немил вылетел из седла. Он непременно ушибся бы о мостовую, если б Кострома не подхватила его на лету.

– Куда мне скакать на коне громовержца, – цепляясь за ее рукав, как за последнюю надежду, пожаловался Немил. – С таким ни один человек не совладает.

– Может, попробовать Рублика? – робко предложила Звенислава.

Второй конек не возражал. Немил мигом взлетел в его седло и уселся с таким удобством, как будто оно было сделано по его мерке. Рублик и ухом не повел – он стоял смирно и ждал распоряжений. Звенислава вспорхнула и устроилась у кудесника за спиной.

– Погляди, госпожа, он легко унесет нас обоих, – сказала она.

– Будь по-вашему, забирайте этого малыша, а Грома я оставлю себе, – согласилась богиня.

Со стороны Дворца трех государей, выходившего на Алмазную площадь, послышались шум и крики. На его крыльцо высыпала толпа разъяренных гридей с зажженными факелами. Судя по тому, что никто их не сдерживал, Рода они не застали, и теперь готовы были бесчинствовать пуще прежнего. Река огненных светочей потекла по ступеням, заливая аллею и площадь.

– Смотрите, изменник собрался бежать! – заголосил Мирослав, указывая на Немила.

– Что за нелегкая вас принесла? – с досадой бросил кудесник, натягивая поводья.

– Скачи во весь