История любви в истории Франции. Том 8. Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон

И она Николя родила,

Но вот от кого?

Не узнать нам того,

Вот ведь какие дела!90

На следующий день он исполнил с вполне понятным ехидством в голосе песню, которую парижский автор сочинил на мотив «Папаши Гилл ери»:

Жил-был человечек один

(Шепну его вам имя я:

Николя!),

Парижа и Рима он был господин

И свои обегал он владения

Весь в заботах вселенских,

Вкушая и там,

Вкушая и сям

От прелестей женских.

Ах, Николя, Николя!

Родит же подобных гурманов земля!

Принимая гостей за столом

В замке своем Мальмезон,

Вел себя он неуемным котом.

Что за шутки выкидывал он:

Юбки он дамам всем задирал

И нахально на ноги взирал.

Вкушал он и там,

Вкушал он и сям От прелестей женских.

Ах, Николя, Николя!

Родит же подобных земля!

Что он щупал актрис всех подряд

Из «Театр-Франсе» —

Знают все.

Журналисты не зря говорят:

С Бургуэн или Жорж —

То не ложь —

Что вкушал он и там

И вкушал он и сям

От прелестей женских.

Ах, Николя, Николя!

Родит же подобных земля!

Николя примерным братом был,

Ласками сестриц не обделил.

Ну, скажите, до чего был мил!

Их он очень горячо любил,

И любил, как брат и как любовник —

Вот разбойник!

А женившись на эрцгерцогине,

Наш неутомимый Николя —

Пусть она собой была мила —

Не обрел покоя и в помине,

Дам придворных продолжал хватать,

Его не унять!

Щупал он и там,

Щупал он и сям,

Мог и на кошку польститься.

Ах, Николя, Николя!

Ну надо ж такому родиться!91

Эта песенка очень не понравилась Марии-Луизе.

Ее отвращение к Наполеону усилилось.

Ибо со времени ее приезда в Парму в душе ее снова возникла та ненависть, которую бабка ее некогда заронила в душу ребенка. И ничто не оскорбило ее сильнее, чем манифестация укрывшихся в Болонье бывших офицеров наполеоновской армии, которые, увидев однажды ее в коляске, закричали:

– Муж! Муж!..

Наполеон был для нее человеком, которого она вычеркнула из своей жизни. Она желала знать только одного мужчину в мире, господина фон Нойперга. Он так красиво пел, так складно и нежно говорил, а на герцогском ложе вел себя так страстно.

Их комнаты были разделены только кабинетом секретарши. Вечером девица уходила к себе, и генералу оставалось только отпереть замки и пересечь комнату… «Это был, – сообщает нам Макс Бильяр, – удобный способ обеспечения полной безопасности интимной связи монархини и фаворита»92.

Способ настолько удобный, что 1 мая 1817 года Мария-Луиза родила девочку, которую назвали Альбертиной…93

Очаровательную девочку, родившуюся примерно в одно время с малышом Джимми, нахальной копией которого она, возможно, была…

Он часто ею пользовался…

Талейран

8 1815 года Людовик XVIII вернулся в Париж, где восторженное население встретило его каламбуром:

– Да здравствует наш папаша из Гента!94 Он улыбнулся, помахал рукой, пустил слезу и поехал в Тюильри, где нашел свое кресло на колесиках. Удобно устроившись в нем, он облегченно вздохнул. Затем, сверкая глазами, вызвал к себе Фуше:

– Ну, расскажите-ка, что Он здесь делал в течение этих трех месяцев?

Герцог д’Отрант прекрасно знал характер Людовика XVIII. Он знал, что монарх спрашивал его вовсе не о политической деятельности Наполеона. И он начал сальным тоном описывать галантные истории, которые были у императора во время Ста дней.

Толстяк-король слушал, теребя пальцами свою нижнюю губу. Он получал явное наслаждение. Несколько раз он, словно гурман, требовал подробностей о позах, которые любила принимать мадам Пеллапра во время занятий любовью, и о том, как Наполеон задирал юбки Марии Валевской перед тем, как на углу стола воздать ей быстрые почести…

– Расскажите-ка еще разок, как он овладел ею в Польше…

И бывший министр полиции, знавший все обо всех, рассказал, стараясь использовать все выражения своего похабного словарного запаса, зная, что монарху это весьма нравилось.

Этой сцене суждено было повторяться ежедневно.

Импотент с изуродованными подагрой ногами, Людовик XVIII, не имея сил делать ничего подобного, был вынужден ограничиваться умственным и словесным распутством. Он знал невероятное количество сальных анекдотов и похабных историй, которые с огромным удовольствием рассказывал друзьям…

«Уже давно, – рассказывает одна из авторов мемуаров, – для Его Величества любовь существовала только в воспоминаниях. Он был графом Прованским и графом Лильским, регентом, королем Франции, но природа позволяла ему только невинные развлечения с противоположным полом: похлопывания по щечкам, робкие взгляды за распахнутые уголки платья, оседания на ковер для того, чтобы испытать удовольствие от того, что его поднимают белые ручки, не имеющие сил долгое время удерживать вес того, кто на весах судьбы перевесил Наполеона, – таковы были самые распутные его поступки. Затем шли похабности или элегантные непристойности, кое-какие распутные выражения, – словом немного добродушия и много ума. И все это для того, чтобы менять темы разговора и приятно провести время. В отличие от всех наших других королей, которые зевали и требовали, чтобы их развлекали, Людовик XVIII развлекал нас, чтобы самому поразвлечься»95.

– Умный человек сумеет выпутаться из любого положения, – любил повторять монарх.

Таким образом, он даже попытался разрушить ту неприятную репутацию, которой пользовался среди придворных дам Людовик XVI. Поскольку эти дамы заявляли, что его мужская сила оставляла желать лучшего и что для того, чтобы воздавать почести Марии-Луизе Савойской, своей жене, он был вынужден прибегать к «возбуждающим средствам».

Во всех газетенках того времени можно найти отзвуки этих сплетен96.

Стараясь свести на нет нехорошую славу и действие этих сплетен, а также показаться достойным потомком прославленного Дон Жуана, монарх с удовольствием рассказывал очень пошлые истории, в которых выставлял себя главным героем. Послушать его, так у него в постели перебывали в свое время все молодые женщины, которые окружали в Версале Марию-Антуанетту. С увлечением, забавлявшим его близких, он подробно описывал «лужайку» каждой из этих дам. Естественно, никого это не убеждало, но все делали вид, что верят во все эти выдумки.