Сердце ждет любви - Сюзанна Энок

— Достаточно разумно. У Тибби остается еще несколько недель, чтобы решить, где она будет рожать. Я надеюсь, что это будет Корнуолл, где живет ее семья, потому что я волнуюсь, как все пройдет. — Салливан перевел дыхание. — И о чем ты думаешь, приезжая в «Таттерсоллз», когда здесь не показывают моих лошадей?

— Я здесь не потому, что хочу что-либо купить, — возразил Брэм, с радостью меняя тему разговора. — Косгроув устроил сегодня одну из своих оргий, и я пытаюсь не пускать туда Лестера.

— Еще несколько подобных добрых дел, и мне не придется больше называть тебя негодяем.

— И думать не смей.

Когда они с Джеймсом и Фином Бромли подошли к мужчинам около площадки, где проводился аукцион, Роуз не могла оторвать глаз от Брэма. И не только потому, что он невероятно хорошо смотрелся в своем темно-синем сюртуке с серым жилетом и черными панталонами, а главным образом потому, что он, казалось, притягивал к себе внимание всех окружающих, как мужчин, так и женщин. Она никогда не бывала в центре внимания, но, судя по тому, как он вел себя в данной ситуации, было видно, что ему это очень приятно.

Взгляд его потрясающих черных глаз встретился с ее взглядом, и горячая волна снова пробежала по ее телу. Почему Брэм Джонс, мужчина, соблазнивший и, очевидно, бросивший несчетное количество красивых, сексуальных женщин, так заинтересовался ею, она не могла объяснить. Но появилось сознание своей власти над человеком, которого так желали другие женщины. Даже если эта власть длилась всего несколько дней. К тому же он взял на себя роль наставника ее брата и защитника ее самой.

— А что, если нам позвать Изабель и Элайзу и устроить пикник в Гайд-парке? — предложил Салливан, на секунду задержав взгляд на Роуз. В отличие от Косгроува в его взгляде не было ничего хищного или угрожающего, он как будто пытался разгадать загадку. Хотелось бы ей знать, что ему рассказал Брэм.

— Отлично! — воскликнул Джеймс, явно польщенный тем, что его включили в общество мужчин, которых он еще недавно с восхищением называл «пресловутые джентльмены» и так назойливо повторял эти слова, что Розамунде иногда хотелось швырнуть в него чем-то тяжелым.

Начиная жалеть, что перед приездом ее семьи на первый лондонский сезон Джеймса она уделяла мало внимания страницам светской хроники и сплетням, приносимым братом, Роуз кивнула в знак согласия. Она была рада любому поводу, лишь бы им с Джеймсом не встречаться в этот день с Косгроувом.

— Мы купим еду для ленча и встретимся с вами в центре парка на левом берегу Серпентайна, — сказал Брэм, предлагая ей руку.

Она взяла ее. Даже если он не сознавал, что такое подчеркнутое внимание, проявляемое на публике, может испортить ей репутацию, она со своей стороны была рада этому. В данный момент она была рада всему, что могло бы помешать Косгроуву закабалить ее. Кроме этого, Брэм уже немало потрудился, чтобы испортить ее репутацию.

— Почему это вы улыбаетесь? — тихо спросил он, когда они с Джеймсом проходили мимо другого аукциона, направляясь к его карете.

— Я просто радуюсь сегодняшнему утру, — ответила она. Не могла же она признаться, что вспоминала, как извивалась в постели под тяжестью его обнаженного тела.

— Я тоже. Как странно, не правда ли?

— Да? Мне начинает казаться, что добрые дела идут вам на пользу.

Брэм покачал головой, прядь черных волос упала на лоб, закрыв уголок глаза.

— Болтовня с кем-нибудь, у кого есть хоть какие-то мозги, вполне устраивает меня. Но я участвую в игре, исход которой непредсказуем.

Ей показалось, что Брэм явно скромничает. У него, по всей вероятности, уже возник какой-то план, и он приступил к его осуществлению. Последующие три часа еще больше убедили ее в этом. Он купил великолепных продуктов для ленча, ничего вкуснее она уже давно не пробовала. Совсем непохожий на нераскаявшегося, неисправимого распутника, Брэм был весел, добр и внимателен не только к ней, но и к женам двух его близких друзей.

Все это смущало ее. Кто же был настоящим Брэмуэллом Лаури Джонсом — черноволосый циник или утомленный жизнью, но добросердечный человек? И почему это имело какое-то значение, раз уж он продолжает помогать ей?

— Что вы на меня так смотрите? — усмехнулся сидевший напротив нее Брэм, когда они подъехали к Дэвис-Хаусу.

Роуз спохватилась:

— В самом деле?

— Да. Вы почти заставили меня покраснеть. Сидевший рядом с ней Джеймс фыркнул:

— Я еще не видел, чтобы что-то заставило вас покраснеть, Брэм.

— Это бывает из-за чрезмерной жары, — объяснил Брэм, не спуская с нее взгляда. — Не сомневаюсь, что заинтриговал вас, но могу я спросить — чем? Конечно, если только не найдется слишком много причин.

— Слушая ваши разговоры с друзьями, я прикинула, осталась ли хоть одна из десяти заповедей, которую вы не нарушили.

— Номер девять, — не задумываясь, ответил он.

— О, неужели?

— Абсолютно точно. И вполне возможно, номер два. По крайней мере я не помню, чтобы ваял какие-нибудь статуи. Хотя, конечно, я мог быть пьян в то время.

— Создавать статуи — не грех, грех — поклоняться идолу, — вмешался Джеймс. — Но что это за девятая заповедь? Я их иногда путаю.

— Лжесвидетельствовать на своего соседа, — усмехнулась Роуз. — Вы не производите впечатления лгуна, Брэм, поэтому не могу вам поверить.

Он наклонил голову:

— Спасибо. Но за мной все равно тянется хвост нарушенных заповедей и смертных грехов.

— Так что же с номером восемь? — спросила она.

— Это о субботнем дне? — спросил ее брат.

— Эта о воровстве.

Брэм все еще смотрел на нее, но ничего не говорил. Выражение его глаз так заинтересовало ее, что ей страшно захотелось узнать, что он украл, если действительно был способен на это. И в то же время ей так же сильно хотелось ничего об этом не знать. Ей и так было о чем беспокоиться.

— Могу поспорить, он украл девственность у десятков девиц! — засмеялся Джеймс.

Неужели? Она надеялась, что это неправда. Если он соблазнял наивных молодых леди почти каждую ночь, тогда то, что он сделал для нее и с ней… выглядело менее значимым. А ей не хотелось так думать.

— Джеймс, нельзя украсть то, что тебе отдают по доброй воле, — сказал он. — Но не сомневайтесь, не в моих привычках спать с девственницами. Я не люблю разбивать сердца, а у них они слишком хрупкие. — Он, наконец, отвел глаза и стал смотреть в окошко. — По большей части.

Она не знала, принять это как оскорбление или как комплимент. И, сидя рядом с Джеймсом, не могла спросить его. Принимая во внимание, что он сделал ей предложение, а она отказала ему, лучше было не трогать эту тему.

Но оставалось что-то, о чем она очень хотела сказать ему, независимо оттого, чем кончится эта история.