Этюды для левой руки - Марианна Гончарова

– Пляж большой…

– Да… Большо-о-ой…

– Совсем пустой…

– Абсолютно. Пустой-пустой… – согласился ЭТОТ с одеялка.

– Лежи где хочешь…

– Ну да…

– А ты?

– Я тут хочу…

– С нами?

– Да…

– Но мы не хотим!

– Пляж ваш?

– …

– Собственный?

– …

– Я лежу где хочу…

– Значит, так: мы сейчас отойдем, вон туда отойдем, а ты… Если ты приблизишься… Лучше оставайся тут!

– Не… Я тоже туда хочу…

– Что?!

– Я с вами хочу. Туда.

– Милицию сейчас вызову!

– Зачем?

– Скажу: преследуешь нас…

– Не… Я вас не трогаю… Не беспокою…

– Ты нам неприятен!

– Почему? Вы же меня не знаете. Я – неплохой…

– Так. Мы останемся тут, а ты уйди по-хорошему! А то я сейчас милицию, я ОМОН, я бандитов, я все свои связи подыму!!!

– Стой, стой… Вы – одесситы?

– Ну?

– А я – нет…

– Ну?!

– Ну…

– И поэтому ты стелешь рядом с нами свое одеялко, с котами, зеленое? И прижимаешь его сандаликами своими?! Рядом с нами?!

– Да…

– Не зли меня… Только не зли меня, слушай!

– Я не злю… Я лежу… Тихо-тихо…

– Я с девушкой сюда пришел! Я отдыхать сюда пришел! А ты нам мешаешь! Ты нас преследуешь! Ходишь за нами! Одеялко свое тащишь…

– Зеленое…

– Вот именно! Может, ты маньяк?!

– Не… Я хороший… Потерпите… Скоро стемнеет…

ОН замахнулся. ЭТОТ зажмурился и вжался лицом в свое одеялко… ОНА погладила ладошкой ЕГО вскинутую руку… Так… Как будто стряхнула налипшие песчинки…

– Все! Уходим! Ты нам все испортил! Ты нам такой вечер испортил! Мы уходим!

– Не уходите!!! Не уходите, пожалуйста…

– …

– Не уходите… Я… Я боюсь… Я боюсь тут один… Пустой огромный пляж… Беспредельное море… Столько небес над головой… Эта бескрайняя бесконечность вокруг… И только вы рядом… Мне страшно… У меня – боязнь… пространства… И повышенная общительность…

ОНИ посмотрели друг на друга… На ЭТОГО… Сели… Помолчали… Стемнело…

Ну, потом проводили ЭТОГО. До гостиницы… Чтоб ЭТОМУ не было страшно… ЭТОМУ, с одеялком зеленым…

ЭТОТ их очень благодарил. За прекрасный вечер. Просто удивительный вечер… Кланялся, махал им вслед ладошкой… Махал, махал… Очень хороший вечер такой получился… На пляже… Даже не думал… Даже не предполагал…

Тане и Борису

Подруга моей мамы, живущая в Париже, подарила мне воспоминания о том, как на нее свалилось счастье. В буквальном смысле, прямо с неба… В воспоминаниях есть и заметки ее мужа – француза Бориса Ленье – о русской березке, посаженной в день их свадьбы. Я попыталась эти заметки соединить. И вот что получилось…

Таня. Я уехала в Париж всеми неправдами. Не от хорошей жизни. Устроилась работать няней в семье то ли итальянского француза, то ли французского итальянца. Трое детей, трое мальчиков-погодков, трое хулиганов с французской энергией и итальянским темпераментом. Три толстяка. Три поросенка – Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф – рвали мою нервную систему, как обезьяны рвут газеты. Пыталась объясниться с родителями. Роскошная, пышная, чуть-чуть усатая итальянская мамаша выхватывала из кучи кого-нибудь из трех поросят, стискивала в объятиях так, что ребенок синел, и приговаривала: «Аморе мио! Аморе мио!» – Все воспитание.

Обнаружила, что у поросят хорошая память. Решила подготовить на Рождество маленький концерт из своих любимых песен. Дети с удовольствием репетировали, учили. На рождественский обед пригласили итальянских и французских родственников. Поросята, отмытые до блеска, выстроились в линейку. Сначала спели песню «Щорс идьет по берегу, красный ком-мандир». Сорвали восхищенные аплодисменты умиленных родственников. Затем прокричали речевку из моего пионерского детства: «Кыто идьет? Мы идьем! Кыто поиет? Мы поием!» Сытые итало-французы плавились от счастья. Мне повысили жалованье. Теперь знала, чем их занять. К Пасхе выучили «Вихри враждебные». Поросятам нравилось.

Борис. Я был немного рассеян. Безумно рассеян. Боялся девушек. И высоты. Всю свою сознательную жизнь – тогда мне было тридцать – изобретал безопасный парашют. Считал своим долгом сделать для тех, кто страдает агорафобией, такой подарок – возможность выпрыгнуть с неба с парашютом гарантированно безопасным. Фактически – возможность летать.

Несколько лет трудился: чертил, считал, шил. И думал только об этом – о создании гениально простого и безопасного парашюта. Матушка моя, почтенная мадам Ленье, уже переживала, что останется без внуков, поскольку я думал только о парашюте и никак не о девушках. По утрам ритмичной походкой я гулял в парке, пристегнутый поводком к моей старой собаке. Мечтал о том времени, когда бесстрашно полечу, не боясь пространства под собой. Игнорировал идущих навстречу девушек. Думал только о куполах, стропах, клевантах и прочих составляющих будущего подвига.

Этот миг настал. Трясясь, уселся на заднее сиденье двухместного самолета, пристегнулся. Когда самолет после долгого хромого разбега, оглушительно тарахтя, поднялся в воздух, я взвыл: оказалось, сознание, что у тебя за спиной самый безопасный парашют в мире, не освобождает от само́й агорафобии.

Но я был силен духом. Как?! Полжизни корпеть – и чтобы все насмарку? «Нет!» – сказал я сам себе. Перекрестившись и тоненько попискивая, я отстегнул ремни, заплакал громко, навзрыд, выбрался из своего места, скакнул легонько в сторону от самолета, прямо в синюю бездну под собой, и рванул кольцо…

– М-а-а-а-а-а-а-а-ма-а-а-а-а-а-а-а-ан!!!!!!!

Парашют оглушительно хлопнул от потоков воздуха и раскрылся.

О мон Дье! Я парил в воздухе, испуганно и счастливо клекоча, как большая птица орел. Я парил, такой мужественный и отважный! А спустя три минуты благополучно приземлился на лужок – нарядный, яркий и тихий лужок в предместье Парижа.

Таня. Прогуливая в парке своих трех поросят строем и с песней «Юные нахимовцы тебе шлют привет», вдруг увидела, как на детей валится сверху что-то большое и черное, предположительно – большая птица орел. По пути вниз орел икал и звал маман. Я прикрыла детей собой.

Борис. В самолет садился один человек. На лужайку я опустился другим. И все в этом мире изменилось, стало особенным. Воздух… Деревья… Люди… Девушка в темном платье, обнимавшая детей. Девушка была необыкновенной! Я решился и пошел к девушке. Но та, ухватив детей за руки, побежала по тропинке. Я боялся ее потерять и побежал следом, забыв отстегнуть свое изобретение. Изобретение очень тормозило бег.