Рыжее наследство - Инна Ромич

Дядя невзлюбил ее с первого взгляда, это девушка поняла сразу же. Худой и мрачный, он казался ей похожим на кладбищенского ворона. Что и говорить, сэра Дункана Мак-Фергюса нельзя было назвать привлекательным и общительным человеком. Он почти никогда не улыбался, а если и бывал в хорошем настроении, то выражал это своеобразно: мог выпить лишнюю пинту пива — и все. Он был очень экономен, ее дядя Дункан, и всегда так внимательно следил за тем, как она ест, что Эрике кусок в горло не лез.

Девушка еще раз задумчиво взглянула в окошко. Было уже совсем темно. Сегодня почему-то с самого утра ей было не по себе. Сердце томила глухая тоска, хотелось бежать куда-то, что-то делать, но все валилось из рук, и она с полудня забралась на этот чердак и спряталась от всех. Господи, до чего тут все не похоже на Тейндел! Ни смеха, ни веселья, сплошная тоска. Гулять ей не позволяли, и всю зиму она провела за изрядно опостылевшими стенами Бархеда. Вот и весна уже наступила, снег сошел с полей, а ее все держали взаперти. Подумать только — настоящей леди никак нельзя гулять одной, без сопровождающих! Это просто неприлично, да и опасно. Эрику просто бесили эти дурацкие правила, которыми раз за разом потчевала ее тетушка. «Ведь ты Рэндолф, а это ко многому обязывает. Рэндолфы никогда не были простыми голодранцами с гор, это графский род».

А ей так хотелось вырваться отсюда! Пройтись по холмам, добраться до озера, которое поблескивало вдалеке голубым овалом, прогуляться по оживающему весеннему лесу, послушать пение птиц...

Впрочем, бездельничать ей не приходилось. У леди Маргарет всегда находилось для нее какое-нибудь дело. Поначалу Эрика просто ужасалась: ей казалось, что домашняя работа, которую они делают, никогда не кончится. Она не привыкла вести такое большое хозяйство. Замок, слуги, домашняя скотина — за всем этим надо было следить, и она только диву давалась, как хозяйка Бархеда все успевает.

Девушка даже и не подозревала, что в доме может быть столько вещей, требующих ухода. У одной тетушки Мэг было целых пять платьев! А посуда, которую нужно мыть и аккуратно ставить на горку, столы, которые приходилось скоблить до блеска? Бесконечные лари и сундуки, в которых ровными стопками громоздились покрывала, крахмальные скатерти, длинные рулоны полотна и шерстяного тартана, шерсть в тяжелых кожаных мешках...

Особенно Эрика ненавидела эту овечью шерсть. Ну не умеет она прясть! Не умеет, и все тут. Нитка у нее получалась кривая: то толстая, как бочка, то такая тонкая, что рвалась от одного касания; веретено норовило выскользнуть из рук, словно живое. Мэри все потешалась над ней, когда им доводилось вместе прясть. Вернее, это Мэри пряла, а Эрика портила. Конечно, сестру этому с детства учили — вон как ловко управляются с веретеном ее тонкие пальчики. Эрика только угрюмо молчала, когда та смеялась над ее неуклюжестью. Ей следовало помнить, что она живет в Бархеде из милости...

А манеры? О, эти каждодневные занятия с тетушкой, которая изо всех сил пыталась привить ей «благородное воспитание»! Этого делать нельзя, это неприлично, ступай так, поклонись эдак. Она вспомнила, как в первые дни своего пребывания в Бархеде по привычке залезла на дерево, чтобы помочь Дженет собрать орехи, и какой скандал разразился из этого. Невыносимо, просто невыносимо.

Эрика оперлась о подоконник обеими руками и высунулась из окошка, подставив лицо свежему ветру. Он подхватил выбившиеся из прически пряди, весело играя ими. Прозрачные весенние сумерки окутали замок, скрыли подножия стен и сделали невидимыми хозяйственные постройки во дворе. Ей казалось, что она одна парит здесь, наверху, где свистит ветер и уже начинают загораться по-весеннему яркие, будто умытые, звезды. Завороженная этой красотой, Эрика замерла. Она медленно вдохнула сладковатый запах весны, и у нее слегка закружилась голова.

Невесть почему ей вспомнился тот самый день, когда они с отцом и братьями отправились на ярмарку в Хоик. В Хоике она встретила Дика... Ричард Далхаузи... Зачем она вспоминает о нем так часто? Она ничего о нем не знает, да и расстались они не лучшим образом. Но помимо воли воспоминания возвращались снова и снова: как он обнимал ее, как набросил на нее свой плед... Как будто это было вчера. Помнила ощущение защищенности, исходящее от его теплых ласковых рук, его улыбку, глаза цвета лесного ореха, глядящие на нее со странным выражением, от которого ее поневоле пробирала легкая дрожь. Девушка почувствовала, что краснеет от одного этого воспоминания. Господи, как хорошо, что тетушка Мэг не умеет читать мысли! Уж она-то точно назвала бы их греховными.

Эрика грустно подперла кулачком щеку. К чему вспоминать все это? Вряд ли они когда-нибудь увидятся. Как жаль, что она ничего не узнала тогда о своем спасителе, не догадалась расспросить того же Оуэна. Кто он, где живет? Ричард где-то здесь, в Шотландии, возможно, всего в нескольких милях отсюда... Кто знает. Теперь она потеряла его навсегда. Ей вдруг невыносимо захотелось снова почувствовать его рядом, прижаться к его плечу...

— Где же ты, Дик Далхаузи? — прошептала она.

Девушка почувствовала себя такой одинокой, одной в целом мире, что слезы сами собой навернулись ей на глаза. Вот он, мир — лежит внизу, такой прекрасный и равнодушный к ее горю...

Внезапно она насторожилась, резко отпрянув от окна. Внизу послышались тихие шаги: кто-то поднимался по скрипучей лестнице на чердак. Она едва удержалась, чтобы не помянуть вслух имя нечистого. Ее обнаружили... Похоже, сейчас ей достанется.

— Эрика, ты здесь?

Так и есть, тетя! Это ее голос. Девушка быстро вытерла следы слез и отвернулась. Не хватало еще, чтобы ее увидели плачущей.

— Я спрашиваю, ты здесь? Ответь мне!

Лучше ответить, решила Эрика.

— Да, тетушка! — стараясь, чтобы голос звучал ровно, крикнула она. — Я тут!

Послышался скрип, и в полукруглом люке, ведущем вниз, показалась голова Маргарет Мак-Фергюс. В руке у нее был масляный светильник, освещавший ее сердитое лицо.

— Слава богу, ты здесь, маленькая негодница, — с видимым облегчением в голосе сказала леди. — А ну-ка, живо спускайся! Святые угодники, как тут темно и холодно!

Эрика молча спустилась по крутым ступеням вниз, оказавшись нос к носу с сердитой тетушкой.

— Ты что, плакала? — требовательно спросила Маргарет, беря ее за подбородок.

Интонации ее чуть смягчились, даже выражение лица изменилось: теперь на нем была написана жалость. И эта жалость резанула по сердцу Эрики с такой силой, что она действительно едва не разрыдалась от уязвленной гордости. Стиснув зубы, она гордо задрала голову и вызывающе взглянула в глаза леди Мэг.

— Нет, — звенящим от обиды голосом промолвила она, — я не плакала. Я просто сидела на чердаке. Мне не хотелось никого видеть. Так хотелось подышать свежим воздухом, — дерзко добавила она.

— Если тебе хотелось подышать, — делая акцент на последнем слове, ядовито ответила тетушка, — то вышла бы во двор, покормила кур и кроликов. Там воздуха вполне достаточно. А на крыше юным девушкам из благородных семей делать нечего.