Знакомьтесь, Гюро! - Анне-Катрине Вестли

— Мне казалось, что я слишком мало ещё проработала, чтобы уже просить об отпуске, — начала было Эрле, но, взглянув на Гюро, поспешила принять приглашение. — Жаль, что Лилле-Бьёрна с нами не будет, — добавила она.

— Это можно будет исправить как-нибудь осенью, — сказал Бьёрн.

— Не знаю, как вас и благодарить, — сказала Эрле. — По крайней мере, в субботу мы сами можем подойти к вашему дому с вещами, чтобы вам не ехать за нами.

— Нет! — воскликнула Гюро. — Пожалуйста, приезжайте за нами к подъезду, потому что, потому что…

Гюро не хотелось говорить, почему она об этом просит, но Бьёрн и так понял, что для неё это важно, и он сказал:

— Конечно, приеду.

Удивительно, какие разные могут быть два дня! Вчера, в субботу, Гюро была в плохом настроении, и ей и маме обеим пришлось нелегко, и вот после такой субботы, когда всё шло не так, воскресенье вдруг выдалось такое радостное и последовавшие за ним дни тоже. Эрле и Гюро познакомились с новыми людьми. Приходил поиграть маленький Ларс, и Сократ приходил, и два раза по вечерам приходила в гости большая девочка Грю. Она пришла поговорить и с Гюро разговаривала по-настоящему, как с большой девочкой, и с Эрле. Один раз она помыла у них посуду и сказала, что для неё это одно удовольствие.

Родители Ларса прислали им три корзинки земляники, так что ягод хватило поесть на сладкое и ещё осталось, так что они с мамой наварили варенья.

Дни бежали так быстро, и вот уже опять наступила суббота, но на этот раз Гюро не пришлось прятаться за домом, чтобы поплакать за кустиком. Мама и Гюро принялись укладывать вещи, а в корпусе «Ю» на одиннадцатом этаже укладывала чемодан Тюлинька. Она не привыкла ездить за город, и ей пришлось вызвать такси, чтобы её довезли до станции.

Когда Гюро уезжала, народу перед домом было немного, все разъехались, но несколько человек всё же вышли, там были дети, которых Гюро немножко уже знала, и Сократ, и его папа. Сократ с папой тоже уезжали. Когда подъехал Бьёрн, они как раз укладывали вещи в машину. И Грю тут была, и другие большие дети, с которыми она дружила, и все они увидели, как Бьёрн сказал, обращаясь к Эрле:

— Садитесь, пожалуйста, в кабину. А вот и Гюро! Рюкзаки на месте? А ну-ка посмотрим, сколько ты весишь перед поездкой на каникулы!

Он высоко поднял Гюро и сказал:

— А теперь помаши всем знакомым!

Гюро помахала, и Бьёрн подсадил её сзади в машину. Оттуда она могла смотреть в окошко на дверце и видела, как скачет и машет рукой Сократ.

И вот они тронулись и поехали из Тириллтопена. Бьёрн и мама в кабинке разговаривали, а Бьёрн вдруг спросил:

— Ну как ты там, Гюро? Не вывалилась из машины?

И тут Гюро сказала:

— Нет. Только кое-что я хочу сказать.

— И что же это?

— Всё так здорово! — сказала Гюро. — Вальдемар и Кристина тоже не вывалились, но они играют, что едут в Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен, — добавила она шёпотом.

— Молодец, — сказал Бьёрн.

Он вёл машину так ровно и осторожно, а Гюро смотрела в оконце на задней дверце. На этот раз она не боялась, что машины сзади догонят и наедут на неё, потому что если им надо ехать быстрее, чем Бьёрн, пожалуйста, обгоняйте, Бьёрна можно объехать.

А Тюлинька ехала в поезде с Андерсеном, и скоро они встретятся на станции в Кюлпене и вместе пойдут к хижине, которая стоит возле небольшого озера.

Хорошо, что рядом был Бьёрн, иначе Тюлиньке нелегко было бы дотащить тяжёлый чемодан, потому что дорожка, которая вела к хижине, поднималась в гору. Бьёрн нёс чемодан, закинув его себе на плечо.

Они всё шли и шли и несколько раз останавливались, чтобы отдохнуть. Они подымались всё выше и выше, и, куда ни глянь, всюду был лес. И так странно — рядом он был зелёный, а вдалеке казался синим, потому что там были горы. Наверное, от синего неба и воздуха лес там был такой синий.

— Так что хижина у меня небольшая, — сказал Бьёрн на ходу.

— Для нас вполне хватит, — сказала Эрле.

— И электричества там нет, — добавил Бьёрн. — И я варю еду на старинной дровяной плите.

— Надо же как здорово! — обрадовалась Тюлинька. — Я буду пилить дрова, это очень интересное занятие.

— Там две спаленки, — продолжил Бьёрн, — но койки расположены одна над другой, и кому-то одному придётся спать наверху.

— Я буду наверху, — сказала Гюро. — Это же очень весело залезать наверх.

— Спокойно можешь там спать, — сказал Бьёрн. — Я сделал у верхней полки бортик, чтобы никто не скатился во сне.

Наконец они пришли к хижине, она стояла прямо над маленьким озером с водяными лилиями и гляделась в него точно в зеркало. Бьёрн разжёг огонь в плите и зажарил яичницу с беконом, а потом они поели, сидя возле окошка и любуясь на блиставшее внизу озеро.

— У меня тут есть две удочки, — сказал Бьёрн. — Можете ими пользоваться, Эрле и Тюлинька. А мы с Гюро пока займёмся другим интересным делом.

Он взял Гюро за руку и спустился с ней к озеру. На озере стояла лодка, и Бьёрн сказал:

— А теперь, Гюро, мы с тобой покатаемся на лодке по озеру. Устраивайся на корме, сиди тихо и не шали, а я буду грести.

Гюро сидела тихо как мышка и смотрела, как Бьёрн гребёт. Он грёб так осторожно, что почти не плескал вёслами. В озере отражались деревья, а на берегу стояли с удочками Эрле и Тюлинька. Должно быть, они ничего не поймают, потому что они ничего не делали, а просто стояли и любовались озером.

— Видишь цветы на воде? — спросил Бьёрн. — Вообще они называются водяными лилиями, но некоторые люди называют их русалочьими розами. По-моему, это красиво. Обещаешь мне одну вещь, Гюро? Обещай, что ты никогда не будешь спускаться к озеру одна. Когда я вернусь в Тириллтопен, мне не хотелось бы всё время тревожиться, что вдруг ты упадёшь в воду и тебя больше не будет.

— Обещаю, — сказала Гюро.

— Ну тогда я буду совершенно спокоен. — Они долго катались на лодке, но потом Бьёрн повернул к берегу и сказал: — А теперь заберём-ка с собой обеих рыбачек, вернёмся с ними в хижину и затопим печку.

Гюро разрешили ещё посидеть со всеми, пока она не почувствовала, что устала, и сама с удовольствием пошла спать. Надев ночную сорочку, она вскарабкалась на верхнюю койку. И мама, и Тюлинька, и Бьёрн пришли пожелать ей спокойной ночи. Гюро легла и лежала тихо-тихо, повторяя про себя «Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен», пока не заснула.

Поздно вечером Бьёрн уехал домой в Тириллтопен, и, когда они наутро проснулись, Тюлинька сказала:

— Самое замечательное в каникулах — это то, что ты можешь заняться совсем другими делами, чем обычно. Так что теперь я буду дворником и примусь пилить дрова.