Соратник Орлеанской девы. Триумф и трагедия Жиля де Рэ - Александр Путятин

В-третьих, на вопрос: «…кто его подговорил на злодеяния оные и подучил, как их совершить», Жиль «…ответствовал, что совершил он их и содеял, следуя своему воображению и мысли своей, а не чьим-либо советам, согласно своему собственному рассудку, стремясь лишь к наслаждению и плотским утехам». Судьи несколько раз повторяли вопрос, меняя формулировки… Маршал продолжал твердить, что все преступления совершал сам, по личной инициативе. Современному читателю эта деталь покажется мелочью, ведь предыдущими признаниями Жиль уже обеспечил себе смертный приговор. Но в те годы вопрос о соучастниках и подстрекателях был на ведовских процессах ключевым. Отказ выдать сообщников, даже если их на самом деле не было, грозил многодневными пытками. Не знать этого Жиль не мог, и тем не менее настаивал на своём.

Из дальнейших строк протокола видно: всё, что касалось других, Жиль подтверждал лишь на очных ставках, выслушав личное признание человека. Своих товарищей по несчастью он неизменно старался приободрить и утешить. В протоколе от 21 октября сохранилось обращение Жиля к Прелати: «Прощайте, Франческо, друг мой! Мы больше не увидимся в этом мире; я молю Всевышнего, чтобы Он даровал Вам терпение и надежду… мы свидимся вновь в райских кущах. Молитесь Богу за меня, а я буду молиться за Вас!» Линия поведения маршала не изменится до последней секунды жизни. Так же он будет говорить и у эшафота. Согласитесь, это не очень похоже на человека, которого сломили пытки.

Так почему же тогда Жиль признался в убийствах? И в чём был смысл двух первых оговорок: по поводу пола жертв и года начала преступлений?

По первому вопросу всё более или менее ясно: это была классическая сделка со следствием. Жиль признаётся в преступлениях, гарантирующих смертную казнь. Судьи, в свою очередь, снимают с него церковное отлучение, обеспечивают маршалу и его слугам «милосердие удавки» перед аутодафе, а саму процедуру сожжения сводят к символической… Во время казни 26 октября костёр ещё не успеет разгореться, когда тело главного преступника вытащат крючьями из огня, уложат в гроб и унесут хоронить в освящённой земле.

Мотивы Жиля ясны любому католику: если земную жизнь не спасти, нужно позаботиться о загробной… А в чём интерес судей? Его тоже нетрудно понять. Достаточно провести обычный хронометраж… Сравнить этот колдовской процесс с другими, аналогичными. По числу и тяжести инкриминируемых Жилю деяний ближе всего стоит суд над тамплиерами, состоявшийся в Париже в начале XIV веке. Тогда от ареста руководителей ордена 13 октября 1307 года до их казни 18 марта 1314 года прошло более шести лет. Процесс по делу Маргарет Сабиа, о котором шёл разговор в 12-й главе, длился немногим меньше. Подолгу расследовались даже сравнительно простые дела о воровстве и мошенничестве, описание которых сохранились в часто цитируемом историками «Уголовном регистре Шатле».

Правосудие тех лет было небыстрым. Процесс по делу Жанны д’Арк, несмотря на жуткую спешку, продолжался почти пять месяцев – с 9 января и 30 мая 1431 года. Сами судебные заседания шли 103 дня[48]. Торопливость стала причиной множества ошибок и нарушений, которые позволили Карлу VII в 1452—1456 годах организовать и провести контрпроцесс, завершившийся реабилитацией Орлеанской девы. Суд над Жанной можно было бы считать рекордом скорости для дел такого уровня и сложности… Если бы не процесс Жиля де Рэ!!! Здесь от начала судебного следствия до казни прошло всего 17 дней, а содержательная часть – от согласия Жиля отвечать на вопросы до вынесения приговора – заняла меньше недели! Число заседаний за это время тоже не впечатляет: их зафиксировано всего два. 22 октября Жиль огласил развёрнутый вариант признаний, согласованный с судьями днём ранее, а 25-го числа были зачитаны один за другим два приговора: церковного и светского судов… И всё!

В чём причина такой сумасшедшей спешки? Судей подгонял герцог Бретонский. Союзники в борьбе против Жиля де Рэ были ненадёжны, позиция короля – непонятна. Оказаться в ситуации, когда всю грязную работу сделал он, а добычу разделили анжуйцы, Жану V не хотелось. Ещё меньше его устраивало возможное вмешательство Карла VII. Затратить столько времени, сил и средств на борьбу… А в итоге получить примирение короля с его опальным полководцем? Самым умелым и талантливым из них… Вручить в руки Карла VII такое убойное оружие против себя?.. Подобный вариант Жана V абсолютно не устраивал.

На возможность сговора Жиля с королём бретонскому герцогу намекала поездка опального маршала в Бурж, состоявшаяся в конце 1439 года. О чём Жиль беседовал с Карлом VII и как закончилась встреча, бретонский герцог не знал. А потому, естественно, опасался подвоха. Маршал решил использовать этот страх Жана V в игре против епископа Мальструа и не прогадал. Однако Жиль понимал: переигрывать не стоит. Помощь из Парижа не придёт. Король уже списал маршала со счетов.

В отличие от стратегических расчётов, тактические ходы у Жиля всегда получались блестяще. Сделка со следствием исключением не стала. Маршал выжал из неё максимум. Осталось лишь разобраться в двух важных нюансах: зачем Жилю понадобилось отрицать преступления против девочек и передвигать дату начала убийств с 1426 на 1432 год?

Чтобы найти ответ на эти вопросы, нам придётся углубиться в материалы другого процесса, который часто сравнивают, а иногда и напрямую связывают с делом Жиля де Рэ… Речь о суде над его знаменитой соратницей – Жанной д’Арк.

На двух ранних заседаниях процесса, состоявшихся в Руане 27 и 28 марта 1431 года, прокурор Жан д’Эстиве зачитал Орлеанской деве список обвинений, состоящий из 70 статей. Первый пункт подтверждал полномочия присутствующих на процессе судей – их высокую квалификацию в уголовных делах и обширные знания в вопросах веры. Во второй статье речь шла о колдовстве и тесном общении с чертями: «Также эта обвиняемая творила и изготовляла многочисленные зелья, распространяла суеверия, предсказывала будущее, позволила почитать себя и поклоняться себе, она вызывала демонов и злых духов, советовалась с ними, водила с ними знакомство, заключала с ними договоры и соглашения, которыми затем пользовалась…»

Далее тема колдовства развивалась в статье IV, где говорилось, что «магическим искусствам», ремеслу предсказаний и наведению порчи Жанна обучилась в своей родной деревне. Якобы тамошние женщины с давних лет занимались колдовством. Чтобы доказать это, в статьях V и VI говорится о «чудесном дереве» и источнике, где обитают злые духи. Местные жители – в том числе Жанна д’Арк – приходили туда ночью танцевать и петь, а также вызывать демонов и творить злые дела. Статья VII завершала тему «обучения юной ведьмы» в родной деревне: в числе прочего здесь рассказывалось о мандрагоре, которую Жанна «…имела обыкновение носить на груди».

В Средние века люди считали, что мандрагора обладает магическими свойствами: она помогает своему владельцу (или владелице) разбогатеть, а ведьмы используют её для любовной магии и при наведении порчи.

На колдовских процессах, проходивших в Северной Франции в XIV—XV веках, любовная магия в списке обвинений занимала важное место. Чаще всего в этом обвиняли проституток и женщин лёгкого поведения. Считалось, что с помощью любовной магии они пытаются выгодно выйти замуж. На тесную связь между проституцией и колдовством в XIII веке указывал Иоанн Солсберийский. К концу XIV века она считалась очевидной уже и во французских судах. Не обошли вниманием этот вопрос и авторы написанного в XV веке «Молота ведьм». Ссылаясь на свою обширную судебную практику, они утверждали: «…чем более честолюбивые и иные женщины одержимы страстью к плотским наслаждениям, тем безудержнее склонятся они к колдовству. Таковыми являются прелюбодейки, блудницы и наложницы вельмож».