Когда возвращается радуга. Книга 1 - Вероника Горбачева

Ирис разрыдалась и отчаянно замотала ставшей слишком лёгкой головой. Ни за что! Пусть ей сразу перережут горло, чтобы не мучилась! И заработала тяжёлую оплеуху, от которой так и загудело в черепе.

— Да что же это та… — завелась лекарица. Но тут двери в парную, которые, оказывается, находились совсем рядом — Кекем лишь каким-то чудом не ткнулась в них при попытке сбежать — распахнулись.

— А ну, стоять всем, сучьи выродки! — гаркнула разгневанная Айлин. — Именем валиде-ханум — прекратить беззаконие! А то живо вызову палача! Я — женщина вольная, и власть тут кое-какую имею! Ты, с бритвой! В сторону, живо, пока я тебе самой обрезание головы не сделала! Ну?

Пальцы руки, зажавшие над стриженной головой Ирис костяную ручку, медленно разжались, и страшное лезвие упало, звякнув о каменный пол.

— Айлин-ханум, — сдерживая злость, начала Фатьма. — Я не понимаю! Всё, что мы делаем, предусмотрено порядком, испокон века заведённым в ТопКапы при угрозе заразной болезни. Эта девица не так давно встречалась с матерью, которая сейчас скончалась…

— Кто сказал? — гневно перебила «лунноликая». — Я спрашиваю: кто сообщил тебе, вонючка лазаретная, что северянка Мэг умерла? И что она болела тем же, что и те две, без роду и племени, которые недавно померли? Ты сама осматривала Мэг?

Фатьма выпрямилась, гневно свела, насколько это ещё возможно, густые сросшиеся брови.

— Её осматривала моя помощница. В моё отсутствие. И передала капа-агасы Махмуд-беку все нужные сведения. Я ей доверяю как себе.

Айлин смерила её задумчивым взглядом, прикусив губу. Уточнила:

— А это, значит, капа-агасы уже потом здесь всё взбаламутил. Вместе с тобой. Что ж, понятно…

Ирис затрясло. Несмотря на ужасающую духоту, её пробил озноб. Что происходит?

— Конечно, — с достоинством ответила лекарица. — Ты забываешься, Айлин-ханум. И превышаешь свои полномочия. Да, ты вольная, но ты всего лишь наставница, и не имеешь права мной распоряжаться. А Главный евнух — имеет.

Танцовщица медленно подняла руку, сжатую в кулак. На указательном пальце драконьим глазом засиял лунный топаз, жёлтый, как непознаваемые очи валиде-ханум, знак её же власти и наделяемых ею полномочий.

— И я — имею, — коротко ответила «лунноликая».

Стало тихо.

— Ты, — наставница кивнула рабыне, украдкой нагнувшейся к бритве. — Ну-ка, брысь!

Помедлив, та разогнулась.

— Ко мне! Ближе!

За её спиной раздалась твёрдая поступь, сопровождаемая цоканьем трости по каменному полу. В парную, как неумолимое возмездие, вплыла Нуха-ханум. Из-за её плеча выглянула Ильхам — да так и ахнула, округлив глаза и в ужасе зажав рот ладонью при виде неузнаваемо переменившейся жалкой Кекем.

Смотрительнице гарема понадобилось беглого взгляда на разъярённую танцовщицу, на жертву лекарского произвола, остриженную безобразно вкривь и вкось, бритых налысо девушек, замерших в сторонке, грозную Фатьму…

— А где, собственно, сам Махмуд-бек? — осведомилась сухо. — Как евнух, особенно главный, он мог бы и поприсутствовать при экзекуции.

— Он распоряжается во флигеле, — сквозь зубы процедила лекарица. — Двоих умерших надо похоронить, а потом заняться помещением для тех, кто пока не болен, но может заболеть.

— Вот и занимайтесь, — холодно отозвалась Нуха-ханум. — Это ваши подопечные. А с в о ю подопечную и подарок султана франкскому послу я забираю. Не взыщи, Фатьма, но ни ты, ни капа-агасы не вправе ею распоряжаться. Я так понимаю, что тебе о чём-то сообщили… в сильно преувеличенном виде. Ты выполняешь свой долг, я — свой; но как только закончишь с делами — жду тебя у себя. И помни: я не лягу, пока не поговорю с тобой. И если наш разговор состоится — возможно, не стану упоминать на докладе у валиде-ханум твоё имя.

Порывисто шагнув вперёд, Айлин склонилась над дрожащей Ирис.

— Эй, девочка, пойдём-ка… Ты меня слышишь? Где её одежда?

Откуда-то вынырнули Нергиз и Марджина. Не говоря ни слова, гречанка сорвала с головы покрывало, и опустившись на колени, принялась бережно собирать в него срезанные рыжие пряди.

«Зачем?» — хотела спросить Ирис, но лишь проглотила рыдание.

— Правильно, — одобрила Айлин-ханум. — У меня есть прекрасный мастер по парикам… Ничего, Кекем, будешь танцевать как египтянка, в парике, им это не мешало быть настоящими мастерицами своего дела. Нуха, хоть она и «подарок», пусть ещё походит ко мне.

Злыдня величественно кивнула.

Пока они переговаривались, Марджина, вроде бы желая помочь подруге, опустилась рядом на мраморный пол. И… успела перехватить злосчастную бритву раньше, чем за ней вновь кинулась девушка-рабыня. Молниеносное движение, блеск лезвия — и служанка взвыла, хватаясь за обагрённое кровью запястье.

— О нет, о нет… Я сейчас умру, помогите!

Глаза её округлились от ужаса.

— Сумасшедшая… — прошептала Нергиз подруге, не отводя взгляда от катающейся по полу и воющей от боли женщины, к которой боялись подойти её же товарки. — Зачем?

— Кромка была в чём-то сером, — так же тихо ответила нубийка. — Или яд, или…

— Чт-то с ней? — беспомощно спросила Кекем. — За-ачем ты-ы…

— Затем, — коротко ответила подруга, поднимаясь. — Нергиз, ты закончила? Пойдём, проводим.

— Там ещё Али поджидает, на выходе, — добавила Айлин, многозначительно покосившись на Фатьму. Но та уже переключилась на поскуливающую девушку, перетягивая ей руку тугой повязкой. — Пойдём, Кекем.

— В новые покои, — добавила Нуха. — По распоряжению Повелителя и в знак особого благорасположения к послу Франкии и Галлии. Эй, Фатьма! При всех говорю тебе: Мэг-северянка была увезена в городскую больницу с сердечной болью, а не с тифом. Впредь проверяй то, что слышишь от своей помощницы, и особенно — от капа-агасы. Тебе и без того придётся постараться, чтобы удержаться на этом месте.

Они шли по дорожке от хамама к гарему, по широкой аллее садика, впереди и позади бежали служки с факелами, величаво выступала Нуха-ханум, не менее грозно — «лунноликая», невесомой тенью скользила почти невидимая в темноте дочь африканского племени, светились, словно посеребрённые луной, лики белокожих Нергиз и Ильхам… В середине процессии высился надо всеми гигант Али, понёсший, в конце концов, на руках обессиленную рыжую девчонку, ради спасения которой собралось, оказывается, столько народу…

— Яд? — коротко спросила Нуха-ханум у Марджины.

— Пока не могу сказать. Посмотрим, — уклончиво ответила та. — Сразу не умерла, но что-то на лезвии было. И рабыня… не зря заорала. Допросить бы… хотя бы её. Или старшую кальфу.

— Без тебя разберусь, — буркнула Злыдня. — Откуда столько знаешь?

— Отец — вождь. Воин. Мать — воин. Такое племя. Меня до двенадцати лет учили всему, что должна знать девушка-воин.