Культурный герой - Юлия Зонис

— С какой это радости?

— С такой, что, если результат Эксперимента будет положительный, я вас отпущу к папе-маме. Ну ладно, тебя только к маме, — хмыкнул он в сторону вызверившегося Вовки.

— А если отрицательный?

— Тогда, дорогие, ваши косточки придется собирать у Альфы Центавра, и без всякого моего в том участия. Рискованная штука — Мимзи. — И протянул пирамидку Вовке.

Максик мотнул головой:

— Не бери. Не доставляй радости жирной заразе.

Премудрейший пошарил за спиной и вытащил свой посох.

— Возьми, Владимир Васильевич. А то я начну ломать твоему другу кости. Пожалуй, первой захрустит лодыжка.

Вовка оглянулся на Максика и неуверенно принял пирамидку. И чуть не уронил.

— Тяжелая, млин!

— Мимзи — не только и не столько то, чем кажутся на первый взгляд, — поучительно заметил Премудрейший.

— Да пошел ты на! — Вовка покрутил пирамидку в пальцах. Присмотрелся поближе. — Это ж кубик Рубика! Только не кубик. Неважно, в общем. Я еще и не такие собирал. — И быстро принялся раскручивать стороны пирамидки. Странным образом пирамидка в его руках делалась все больше и больше. Или, наоборот, уменьшался Вовка, но тогда меньше становились и Макс, и Премудрейший, и сама шахта. Пирамидка, тихо жужжа, вращалась с ускорением, уже подчиняясь собственной воле и занимая десятую — шестую — четверть — половину забоя.

— Достаточно! — взвизгнул Премудрейший и угрожающе воздел посох.

Максик рефлекторно схватил первое что попалось под руку, чтобы отразить удар. Первым попавшимся оказалась подзорная труба. Как только Премудрейший оказался в фокусе треснувшей линзы, он с жутким воем принялся уменьшаться, сжиматься, будто удаляясь вглубь перспективы — в ту точку, где сходятся на горизонте линии трамвайных путей. Его словно уносило вдаль странным линейным ураганом. Не прошло и трех секунд, как с последним воплем и негромким «плоп!» он исчез — видимо, перевалился за тот край перспективы. Максик отвесил челюсть, но времени на радость не оставалось — пирамидка раздулась уже настолько, что прижала их с Вовкой к стене.

— Раздавит! — прохрипел Вован и выставил вперед руки. Вовкины ладони прошли сквозь матовую поверхность с еле слышным чавканьем. — А-а! Мамочки! Она меня ест! — заорал Вовка — и тут пирамидка последним рывком подросла и всосала их обоих внутрь.

Мысль, что они в космическом корабле, пришла мальчишкам в голову одновременно — как, впрочем, пришла бы и любому хоть раз смотревшему «Звездные врата». К сожалению, вместо обычной панели управления по черной глади змеились странные золотые иероглифы.

— Если очень захотеть, можно в космос полететь, — глубокомысленно произнес Вован, тыкая пальцем в один из символов.

Символ мягко осветился изнутри алым.

— Ну ты культяпками-то не махай, не в женской бане. — Максик, склонив голову к плечу, изучал иероглифы.

— Этот похож на петуха! — радостно сказал Вовчик, но пальцем все же тыкать не стал.

— Сам ты на петуха похож. Это египетский символ огня. А может, воды.

— А может, не египетский и не символ.

— Постой. — Что-то забрезжило в голове Макса. Он тихо, неуверенно сначала, а потом все с большей решимостью произнес: — Там, где вечно дремлет тайна, есть нездешние поля. Только гость я, гость случайный на горах твоих, Земля. Мантра. Моя. Боевая. Мантра.

— Это что за чухня?

— Заглохни. А лучше смотри сюда. Это что, по-твоему?

— Вроде горы.

— Горы. Земля. — Максик поспешно прочел дальше:

Широки леса и воды,

Крепок взмах воздушных крыл,

Но века твои и годы

Затуманил бег светил.

Он глядел на панель, и нужные символы будто находились сами, алой вязью проступали из черноты.

Не тобою я целован,

Не с тобой мой связан рок,

Новый путь мне уготован

От захода на восток.

Символ солнца катился на панели от запада к востоку. Максик уже хотел прочесть последние четверостишия, но Вовка вцепился ему в локоть.

— Постой, подожди! Эдак мы черт знает куда улетим. Может, нам совсем туда и не надо.

— А куда нам надо?

Вовка зажмурился и с глубокой убежденностью произнес:

— На юг. К Теплому Морю. В Белый Город.

И сделалось именно так.

…Где-то далеко Кир катился по замерзшему пруду на серебряных коньках. Он скользил под руку с собственной тенью, по ту сторону белоснежной вечности, и снежинки не таяли на его запрокинутом к небу лице.

Я разделяю мнение многих моих современников о том, что духовный кризис, охвативший все сферы западного индустриализованного общества, может быть излечен только изменением нашего видения мира.

Альберт Хофманн. ЛСД — мой трудный ребенок

Прибой мыл пятки Старлея. Было холодно и мерзко. Пять утра. Или шесть. Над местным отделением Стены возвышался Ковчег, море впитывало лучи восходящего солнца, в меру оранжевого. Задумчивая Медуза Горгонер бродила по берегу, щупая нижними присосками ошметки надувного ледокола.

— И на такой хлипкой лодчонке вы отважились выйти в море? — сокрушалась она, кивая головой; змеи поддакивали ей с небольшой задержкой. — Разыскивать беглых революционерок — это не сушеных кальмаров под пивко жрать. Безумцы. Чистые безумцы. Как же меня это возбуждает!

Джентльмен сидел на корточках и зажимал уши ладонями: в голосе Медузы звучали особые интонации, от которых у мужчин сразу напрягалось в паху. Медуза иногда так развлекалась. Джентльмен, хоть и майор, но реагировал на чары неукоснительно, за что не единожды краснел, извинялся, обещал больше ни-ни, после чего надолго запирался в сортире.

Зато Василий не считал нужным поддаваться провокациям, ведь он военный, его дело правое, он обязательно победит. Надо только оторвать морду от гальки и ледяной воды, покрытой кожицей нефти, согнать с затылка краба, выщипывающего куски плоти, и вспомнить как это — дышать.

Минут пятнадцать спустя, а то и час-полтора он таки вспомнил, как наполнить легкие кислородом, схватил краба, протолкнул меж резцов и задушил гортанью. Есть простая формула: пища = энергия. Съел краба = сможешь поджечь сердце врага. Следовательно: больше крабов = боекомплект + угроза кариеса. У Старлея нет ни зубной щетки, ни жвачки, дабы устранить загрязнение ротовой полости.

— Жвачка есть? — спросил воин Медузу, изо рта его полилась соленая вода.

Казалось, все тело пропиталось океаном, к щеке прилипла морская звезда, с плеч свисали водоросли.

— Нет! — тут же отреагировала Горгонер и почему-то перестала двигать челюстями, хотя еще мгновение назад усиленно что-то перемалывала.