Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни - Олег Цендровский

Таковы общие штрихи феноменологического конструктивизма: истины разума в нем носят не абсолютный характер, но представляют собой рабочее истолкование связей между феноменами. Истолкование это, лишённое опоры на какие бы то ни было абсолюты, необходимо является гипотетическим, ибо его достоверность покоится на устройстве феноменального поля, а потому может как подтверждаться, так и опровергаться нашим дальнейшим опытом.

Современная наука все больше приближается к сознательному пониманию истины именно в таком ключе, как это делают многие, от математика и философа Бертрана Рассела в XX в. до нашего современника – выдающегося квантового физика Дэвида Дойча. Благодаря такой интерпретации истина и объективность освобождаются от мистификаций и от налета человеческой спеси. Они обретают тот куда более скромный статус, на который только и имели всегда право. Чтобы теперь разобраться, как именно добиться максимальной достоверности и непротиворечивости нашей картины мира, необходимо пристальнее взглянуть на процесс мышления.

Искусство войны учит, что ключ к победе состоит в знании противника. Совершенно естественно, потому, что мудрые мира сего всегда пытались постигнуть сущность собственного заклятого врага – глупости. Сделать это, как оказалось, задача не из легких – проворная и скользкая, она выскальзывает и из самых цепких рук и не желает выдавать своих секретов. Чтобы правильно анатомировать это злокозненное создание, необходимо твердой рукой сделать аккуратный разрез скальпелем с противоположного конца, то есть со стороны ума. Лишь исследовав тот самый механизм, дефектом применения которого она и является, мы сможем пролить свет на природу глупости.

Мысль в своей основе имеет поразительное сходство с процессом усвоения пищи. Попадая в наш организм, последняя расщепляется им до мельчайших кирпичиков, после чего наше тело использует полученный материал в своих собственных строительных и восстановительных проектах. В равной мере и человеческий ум, воспринимая информацию, подвергает ее деконструкции до составляющих элементов. Он прослеживает внутренние связи между ними и определяет, что чем является: осуществляет анализ. Одновременно с этим мозг выковывает новые связи как между полученными информационными блоками, так и соединяя их с уже имеющейся информацией, образуя новое знание: происходит синтез. Оно затем вновь анализируется в контексте более широкой системы данных, проверяется мера его согласования с ними, после чего оно может быть отброшено или, напротив, временно принято.

Применение ума представляет собой, таким образом, непрерывное огненное танго аналитических и синтетических процессов, а потому именно объем способности и привычки к ним является мерилом ума. Анализ и синтез, однако, далеко не однородны. Как показывает опыт, они протекают в разных сферах и режимах, способность к каждому из которых у людей различна. По этой причине мы зачастую сталкиваемся не с умом или глупостью как таковыми, а с разными их вариантами и комбинациями, с людьми, которые являются умными и глупыми одновременно, но в различных областях применения способности суждения.

Так, для философского мышления первостепенен макроанализ – изучение связей и проверка соответствий в предельно широком контексте нашего опыта, одновременное обозрение огромного множества крупных информационных блоков и отношений между ними. Философия является интегративным исследованием, которое соединяет воедино весь массив имеющихся у нас данных из всех научных и ненаучных источников. Это позволяет сделать самые важные для жизненной практики выводы о сущности мироздания, нашем месте в нем, сформулировать ценности и цели и расставить между ними приоритеты.

Можно сопоставить ее с попыткой окинуть взглядом, удержать в уме и проследить структуру всей вселенной – вселенной нашего опыта. Масштабы задачи таковы, что мы вынуждены абстрагироваться от деталей и замечаем в рамках этого процесса лишь наиболее часто повторяющиеся и самые крупные объекты и связи между ними. Только так мы оказываемся способны пробиться к наиболее общим и одновременно значимым проблемам.

Математическое и естественно-научное мышление, напротив, зависят в большей мере от микроанализа – им требуется предельно детально изучить отдельную сферу или чаще пласт опыта. Хотя способности к обеим операциям у человека могут быть развиты хорошо, чаще всего природа подобной щедрости не проявляет. Это объясняет давно замеченный факт пресловутой глупости умных людей, детской наивности многих ученых в вопросах частной жизни, философии, психологии и так далее. С другой стороны, становится понятно: нет никакого парадокса в том, что немало гениальных мыслителей и творцов были или малоспособны к естественно-математическим наукам или просто-таки безнадежны в них (например, Карл Густав Юнг).

У аналитических и синтетических способностей много режимов и видов помимо приведенных выше, но их обсуждение не представляет интереса для разбираемой темы. Важно здесь ясно понимать, что хотя применение ума и сводится к одним и тем же процессам, они протекают у человека с разной эффективностью в различных плоскостях и масштабах. Зачастую можно наблюдать, как человек, глубоко проникший в тайны природы, оказывается слеп к тому, что происходит в его собственной душе и душах ближних и совсем не умеет устроить своей жизни, проявляет озадачивающее тугодумие в «практических» и «гуманитарных» вопросах. Добившийся столь многого на одном творческом поприще, он обнаруживает беспомощность или посредственность за его пределами.

Привычка воспринимать способность суждения как монолит – это одна из стойких иллюзий, уже не раз подводивших человечество. Тысячи лет люди делали из успешных и победоносных полководцев государственных лидеров только лишь затем, чтобы с изумлением обнаружить их полную неспособность руководить обществом. От успешных администраторов и тонких политиков ждали блестящих военных стратегий – и вновь тщетно, они терпели одно поражение за другим. В равной мере нередко полагали, что физики и математики одарят нас ценными жизненными советами, а философы откроют тайны власти над материей.

Человечество, таким образом, часто ошибается дверью и обращается к столяру вместо ювелира (и наоборот) на том лишь основании, что оба, в сущности, работают руками. Тенденция сбивать ум, талант и успех в кучу наблюдается не только в столь возвышенных сферах, но и хорошо заметна во внимании, с которым человечество сегодня прислушивается к «экспертным» мнениям спортсменов и кинозвезд по вопросам науки, политики, экономики и философии. Вопреки народной мудрости, умный человек вовсе не умен во всем, так же как талантливый – не талантлив во всем.

Одним из первых титанов мысли, кто на своем горьком опыте узнал, что умен и талантлив он далеко не во всем, был Платон – блестящий мыслитель и ключевая фигура всей западной философии. Долгие годы вынашивая концепцию идеального государства, в возрасте 38–39 лет он по приглашению друга отправляется в Сиракузы, чтобы стать государственным деятелем, воспитателем и советником молодого правителя Дионисия Старшего.

Наконец-то, казалось бы, его светлый ум может быть применён на практике и начать строить новую реальность по прекрасным чертежам. Предприятие, однако, обернулось не просто провалом, а трагедией. За приблизительно год пребывания в Сиракузах Платон настолько надоел владыке, что по его приказу был выслан из Сицилии и продан в рабство (первоначальное распоряжение было убить его, но исполнитель не осмелился это сделать), из которого он потом был выкуплен учениками. Платон, впрочем, был не робкого десятка и не признал поражения: еще дважды он приезжал в Сиракузы (уже к Дионисию Младшему) с той же целью – и вновь абсолютно безуспешно, хотя и без столь драматических последствий.