Принцип оборотня (сборник) - Клиффорд Саймак

– Ты забываешь о самом важном, – спокойно возразил Геркаймер.

– О чем?

– О самом Саттоне. Я верю в него. В него и в его судьбу. Ты же знаешь, он прислушивается к голосу судьбы и будет в конце концов вознагражден за это!

Глава 41

– Странный ты парень, Уильям Джонс, – сказал Джон Генри Саттон. – Но неплохой, ей-богу. Лучше работника у меня не было, с тех пор как я завел хозяйство. Другие год, ну, два поработают, а потом пропадают. Все куда-то торопятся…

– Мне торопиться некуда, – грустно ответил Эшер Саттон. – Некуда идти. Здесь не хуже, чем в любом другом месте.

На самом деле здесь лучше, чем где бы то ни было, думал он про себя. Здесь покой, тишина, природа – о таком в мое время забыли уже и мечтать.

Они стояли, облокотившись на изгородь, и слушали, как в доме звенят посудой – близился ужин, – и смотрели, как шоссе мигает огоньками автомобилей. В темноте передвигались неуклюжие тени – коровы возвращались в хлев после дойки, довольно мычали, лениво ухватывали пучок-другой травы перед сном. Из долины веял прохладный ветерок, такой успокаивающий и приятный после жаркого дня.

– Как хорошо… – мечтательно проговорил Джон Генри. – Какой бы ни был жаркий день, а ветерок всегда у нас по вечерам прохладный… Постоишь вот так, подышишь и заснешь потом как младенец… Я вот порой думаю, – продолжал он, – как легко человеку быть счастливым. Так легко, что иногда мне кажется: уж не грешно ли это? Ведь люди по природе своей суетливы и вечно чем-то недовольны…

– Удовлетворенность, – отозвался Эшер, – это состояние полной гармонии личности и природы и не так-то часто встречается. Но когда-нибудь и человек, и все другие существа узнают, как достичь этой гармонии, и в Галактике воцарится мир и счастье.

Джон Генри усмехнулся:

– Ты мыслишь больно широко, Уильям.

– Да, я, пожалуй, размахнулся, – смутился Саттон. – Но недалек тот день, когда человек отправится к звездам!

Джон Генри кивнул:

– Да, наверное. Наверное, скоро. Скорее, чем надо бы. Только лучше бы сначала на Земле жить научились как следует. – Он зевнул. – Пойду-ка я спать. Стар я стал, сынок. Пора отдохнуть.

– Ну а я пройдусь немного, – сказал Саттон.

– Ты много гуляешь, Уильям.

– В темноте, – тихо сказал Саттон, – земля выглядит иначе, чем в лучах солнца. Все пахнет по-другому. Все такое свежее, чистое, как будто только что вымыли… В тишине слышно такое, чего днем и захочешь, да не услышишь. Бродишь, и кажется, что ты один на всем белом свете и весь он принадлежит тебе…

Джон Генри покачал головой.

– Нет, это не земля становится другой, а ты сам. Знаешь, Уильям, ты меня прости, но мне порой кажется, что ты слышишь и видишь что-то такое, чего больше никто не видит и не слышит. Как будто… – Он запнулся. – Ну, как будто ты вроде как маленько не от мира сего, что ли?

– Мне и самому так иногда кажется, – усмехнулся Эшер.

– Запомни, – твердо сказал Джон Генри, – ты – один из нас. Почти член семейства. Сколько же лет ты у нас, Уильям?

– Десять уже, – еле слышно ответил Саттон.

– Да, верно, – сказал Джон Генри. – Я хорошо помню тот день, когда ты пришел, но счет годам потерял. Иногда мне кажется, сынок, что ты тут всю жизнь жил. Порой я ловлю себя на том, что считаю тебя Саттоном… – Он прокашлялся и сплюнул на землю. – Вчера я одолжил у тебя пишущую машинку, Уильям. Мне, понимаешь, нужно было письмо напечатать. Это очень важное письмо, и мне не хотелось бы писать его от руки. Почерк у меня – не очень…

– Берите, когда нужно, – не выдавая волнения, ответил Эшер. – Рад, что она вам пригодилась.

– А ты сам что-то ничего не печатаешь последнее время, а, Уильям?

– А-а… – махнул рукой Саттон. – Бросил. Ничего не выходит. У меня были кое-какие наброски, да я их потерял. Думал, может, так вспомню, да, видно, ничего не получится. И пробовать нечего.

Голос Джона Генри был добр и мягок.

– У тебя неприятности, Уильям? Беда какая?

– Да нет, не то чтобы неприятности…

– Может, помочь чем надо?

– Нет-нет, что вы!

– Если будет что нужно, ты скажи, не стесняйся, – искренне произнес старик. – Чем смогу – помогу.

– Знаете… Может настать такой день, что мне нужно будет уйти. Может быть, совсем неожиданно. Если так случится, мне бы хотелось, чтобы вы забыли обо мне, вообще не вспоминали, что я здесь был.

– Ты правда этого хочешь, сынок?

– Да. Правда.

– Как же мы тебя забудем, Уильям? Как я могу тебе обещать такое? Это просто… я не знаю… Но… если ты хочешь, мы не будем о тебе говорить. Если кто-то придет вдруг и спросит, мы никому про тебя не скажем. Так, Уильям?

– Да, – ответил Саттон. – Если вы не против, пусть будет так.

Они еще немного помолчали, глядя друг на друга в темноте, потом старик повернулся и пошел к дому, а Саттон уселся на перекладину и стал смотреть на реку, где в сказочном зеркале несбыточного горели волшебные огни…

Десять лет прошло, думал Саттон. Вот уж и письмо написано. Десять лет, условия соблюдены, теперь прошлое может обойтись и без меня. Ведь я оставался здесь только для того, чтобы Джон Генри Саттон написал письмо и чтобы через шесть тысяч лет я нашел его в чемодане, прочитал на безымянном астероиде, который достался мне в качестве трофея после победы на дуэли в заведении под названием «Дом Зага».

А «Дом Зага», усмехнулся Саттон, будет во-он там, на том берегу реки, далеко на равнине… А вон там, на холмах, подальше к северу, будет стоять Североамериканский университет… А у слияния Висконсина и Миссисипи – вилла Адамса… А из прерий Айовы будут стартовать к звездам огромные корабли…

Там, в «Доме Зага», за рекой, шесть тысяч лет спустя я встречу маленькую девочку в измятом фартучке… Как в книжке. Мальчик в шапочке с пером и девочка в кружевном фартучке… Мальчик босиком, а девочка смущенно комкает фартучек и говорит, что ее зовут…

Он прижался щекой к столбу изгороди.

– Ева, – прошептал он. – Где ты?

…Волосы у нее медно-рыжие, а глаза… какого цвета глаза?

«Я за тобой наблюдала двадцать лет», – сказала она, а он подумал, что это шутка, и поцеловал ее… Он не поверил словам, но поверил взгляду, губам, объятьям…

Где-то она теперь? Наверное, думает о нем, как и он о ней сейчас. А вдруг, если постарается, он сможет мысленно добраться до нее, сможет пронести свою тоску через бездны пространства и времени, даст ей знать, что помнит о ней и очень хочет вернуться!

В душе он понимал, как безнадежны его мечты… Конечно, он уже не вернется. Хорошо, если Ева, или Геркаймер, или еще кто-то доберутся до него… Если доберутся…