Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

— Отчего же не представляю? — хмыкнул я, разглядывая порез на запястье. — Я и сам только об этом и думал последние два месяца.

Мне бы её проблемы. Она почувствовала мою иронию, бросила быстрый взгляд. Посерьёзнела.

— Я понимаю, тебе это кажется смешным… Но отдавать приказы и действовать самой — разные вещи. А кроме того — неужели ты думаешь, что… Мы же в Милане, а не на Сицилии… Я работаю с деньгами, а не с людьми. Последние несколько лет Луиджи занимается только моей охраной. И постоянно ворчит, что я уже не нуждаюсь в его услугах.

— Зря. На его месте я бы не расслаблялся, — памятуя о недавнем предложении дона Кольбиани, я был настроен весьма скептически. — Кстати, я думаю, нам уже можно ехать, а не лететь. Если кто-то и пытался нас догнать, то мы раз десять от него оторвались.

Она искоса посмотрела на меня, но скорость уменьшила.

— Ты сказал — «зря». Почему?

— У меня есть основания.

— Какие? — требовательно спросила она.

— Веские, Паола. Достаточно веские, — последние события, вся эта беготня с применением стрелкового оружия, совершенно вышибли из меня все романтические грёзы. Да и Паола, похоже, стремительно возвращалась в сброшенную было золотую раковину.

— О’кей. Я вызову охрану, ты не против?

Нет, я был не против. Вообще, я всегда любил, чтобы меня берегли и обо мне заботились. Телефон, любезно оставленный в машине её владельцем, мгновенно связал Паолу с проштрафившимися телохранителями. Я не понял ни слова из той длинной тирады, которую она им выдала, но мне показалась, что похвалы ребята не удостоились. Скорее наоборот. И это правильно. Охраняемое тело должно находиться в пределах видимости любой ценой и вопреки всему. Упустили — получите.

— Минут через десять они будут возле клуба. Заберут машину, посмотрят, как там дела, и подъедут. У тебя есть сигареты?

Сигареты нашлись в машине, юный владелец «Феррари» курил «Camel». Я начал было уважать этого молодого человека. Но затем, чуть пошарив по салону, снова в нём разочаровался. Бутылки чего-нибудь крепкого в ней, увы, не оказалось. Мы остановились у Piazza Castello, но вид щедро освещённого памятника архитектуры не производил на меня ровным счётом никакого впечатления. На Паолу, кстати, тоже.

— У нас есть немного времени, — сказала она, глядя куда-то в сторону. — Может быть, ты расскажешь, что означает твоё многозначительное молчание?

— Расскажу, — легко согласился я. — Ты интересовалась судьбой моей спутницы? Так вот… Она у твоего старого и доброго друга, дона Кольбиани. И, естественно, приглашая её в гости, он забыл посоветоваться со мной. Наверное, догадывался, что я буду против.

— Откуда ты знаешь, что она именно у него? — быстро спросила Паола.

— От самого синьора Кольбиани, разумеется.

— Вы встречались?

— Да. Вчера. Он ждал меня в своей машине, на улице.

— И о чём ещё вы говорили? — Она смотрела на меня, чуть прищурившись.

— О вас, милая синьорина, исключительно о вас. Если упростить нашу беседу до невозможности, то он предложил мне убрать, помимо Давида, последнего свидетеля вашей замечательной сделки. То есть — синьорину Бономи. Ради блага моей семьи. Тебя это удивляет?

— Ничуть, — она резким движением выкинула недокуренную сигарету. — Cazzo! Я всегда ожидала от этой сицилийской свиньи чего-то подобного. Он не говорил, его это идея или же ему посоветовал так поступить синьор Дюпре?

— То есть — старший Дюпре? — уточнил я. — Говорил. Насколько я понял, отец ничего не знает о наполеоновских планах дона Кольбиани. Думаю, что это исключительно его инициатива.

Мне показалось, что Паола вздохнула с облегчением. И впервые за это время взглянула мне прямо в глаза.

— И… Что ты ему ответил? — Вопрос прозвучал негромко, но напряжение, сквозившее в голосе, выдало её.

— Сказал, что подумаю, — честно ответил я.

— Думаешь? — поинтересовалась она, не отводя взгляда.

— Думаю, — я согласно кивнул головой. — Думаю, что вам, синьорина, тоже стоит мне кое-что рассказать. Чтобы я знал, какого чёрта мне придётся отказывать уважаемому дону.

Она успела в последний момент спрятать ликующую улыбку. Похоже, что Паоле Бономи действительно очень хотелось мне верить.

— О’кей. Я попробую рассказать тебе, в чём тут дело. Насколько смогу, конечно. Всё так запутанно… — Она чуть задумалась. — Ты когда-нибудь слышал о человеке по фамилии Босси? — спросила Паола наконец.

Я отрицательно покачал головой.

— Я так и думала. Ну а фамилия — Берлускони, надеюсь, тебе знакома? Да, он был премьером. К сожалению, недолго. Понимаешь, Андре, на сегодняшний день Италия вовсе не такой единый организм, как это может показаться иностранцу. В своё время Гарибальди объединил страну, но… Слишком долго Италия была раздробленной. Мы, северяне, никогда не сможем опуститься на одну ступеньку со всем этим южным быдлом. А они никогда не смогут подняться на эту ступеньку. Север — это мозг, сердце, руки страны. Это её денежный мешок. А юг… Юг — это в лучшем случае ноги. И, прости меня, яйца. Ничего другого эти грязные животные не могут и не умеют. Да и не хотят, по большому счёту. Они занимают весь нижний и отчасти средний уровни государственного аппарата, но это их предел. Ты не обращал внимания — в Милане на многих кафе есть надписи: «Собакам и южанам вход запрещён»?

— Паола, я не знаю итальянского, — пришлось напомнить. Хотя, даже не зная языка, я всё равно сейчас начинал вспоминать какие-то подробности своего пребывания в Милане, вполне укладывающиеся в эту схему.

Сама Паола дважды с негодованием заявляла, что она «не какая-то там сицилийка». Все горничные в отеле были южанками. А все менеджеры? Да, скорее всего, северяне. Они и выглядели совсем иначе. Более лощёные, воспитанные, хладнокровные. Мозг и яйца, да? Ну что ж, хорошее сравнение.

— Извини, но это какой-то… плебейский уровень. Быдло одной деревни всегда недовольно быдлом из соседней. Неужели подобные противоречия существуют и на высших этажах? — удивился я.

— Ещё как существуют, — зло улыбнулась Паола. — Нам фактически приходится кормить всю эту ораву бездельников. Вся промышленность, все деньги, банки — всё здесь, на севере. Милан, Турин, Генуя, Венеция. Юг — аграрная зона. Вино и оливки — это всё, что у них есть. Но все налоги, все сборы в бюджет мы платим наравне. И на каждые сто тысяч лир с севера, приходится три, четыре тысячи с юга.

— А северян это, естественно, не устраивает?

— А тебя бы устроило? Как может нравиться откровенный грабёж? — резко бросила Паола. — Когда Forza Italia, партия Берлускони, победила на выборах, все надеялись, что началась новая эра отношений с югом. Он обещал сделать Северную Италию почти независимой от остальной страны. Но у него ничего не получилось. Слишком много нашлось в Риме противников такой политики. Кабинет Берлускони распался прежде, чем он успел что-то сделать.