Церемонии - Т.Э.Д. Клайн

Склонившись над распаханными бороздами, женщины подхватили песню и повторили старое привычное предупреждение:

Выпрямляясь, одна из них застонала и потерла живот. Ее соседка улыбнулась.

– Что тебя беспокоит, сестрица? Объелась пуховым хлебом?

Ее товарка кивнула.

– Эта звезда была здоровой как амбарная дверь, и я, кажется, съела добрую половину! Не знаю, отчего его зовут пуховым хлебом. Он тяжелый как камень.

Дебора остановилась, чтобы убрать с лица прядь волос.

– Мой муж все об этом знает, – сказала она, – но отчего-то предпочитает помалкивать.

Луна опускалась за верхушки деревьев. Женщины посмотрели вперед; в сумраке семь мужчин превратились в вереницу подвижных теней.

– Муку смололи каменным жерновом, из белой кремнистой кукурузы, – объяснял Порот. – Мне пришлось послать за ней аж в Типтон. Черношляпник, который мне ее продал, сказал, что муку мололи на водной мельнице.

Один из его спутников покачал головой.

– Наверняка он содрал с тебя вдвое!

Несколько мужчин рассмеялись, но Порот притворился, что не услышал.

– Те же семена мы сажаем сегодня, – продолжил он, – та же белая кремнистая кукуруза, что выращивали индейцы. То, что нужно для позднего посева. Говорят, вызревает в самый короткий срок.

– Надеюсь, не слишком короткий, – раздался суровый голос из вереницы. – Коротка жизнь человеческая, близка жатва.

– Да ладно вам, брат Иорам, – сказал другой мужчина. – Сами же говорили, из нее получается отличный пуховый хлеб.

Его жена, которая шла в нескольких шагах позади, только и ждала подходящего момента.

– Амос, – окликнула она, – узнай у брата Сарра кое-что для меня!

Пение затихло. В неожиданной тишине слова ясно разнеслись над полем:

– Спроси, отчего этот хлеб зовется пуховым.

Порот не стал дожидаться повторения вопроса.

– Я думал, все об этом знают, – торопливо сказал он, не оглядываясь. – Все потому, что его готовили на костре из тополя, пухового дерева. Наверняка выходило очень вкусно! – И, как будто желая закрыть тему, он с особым рвением воткнул посох в землю. Венец кукурузных листьев яростно затрясся.

Вопрос застал Порота врасплох, и он надеялся, что его ответ прозвучал убедительно. Дебора явно снова что-то разболтала. Когда же она научится держать язык за зубами? У костра брат Иорам практически в открытую велел ему отходить жену палкой, и, несмотря на всю свою образованность, Порот был с ним согласен. Эта женщина все время его донимала…

Сарр на секунду остановился и обернулся; Дебора наклонилась, чтобы вложить семена в только что сделанное им отверстие. Волосы свободно скользнули по ее щеке, точно как в минуты, когда она забиралась рядом с ним в постель. Выпрямившись, женщина засыпала углубление небрежным движением босой ноги. Когда она подняла взгляд, их глаза встретились. Дебора улыбнулась. Ее улыбка была любящей – и знающей.

Порот опустил глаза и прикусил губу. Он ее вожделел – и она это знала. Сарр избегал ее объятий всю неделю, копил силы для посева – так урожай будет еще обильнее. Но теперь, когда жена подошла на шаг ближе и наклонилась, нарочито выставив бедро в сторону, он почувствовал такое возбуждение, что пришлось отвернуться, чтобы не закричать. Порот яростно вонзил посох во вспаханную землю и резко повернул. Несколько листьев сорвались с венка и исчезли в темноте. Если бы он не дал клятвы… Вернувшись в строй, Порот продолжал думать о ее гибком теле и мягкой коже под грубой тканью платья и гадать, посмеет ли задрать это платье и войти в нее этой ночью, до того, как будут посажены все семена.

Подтолкнув локтем свою соседку, Дебора кивнула на мужа.

– Видела, как Сарр на меня глядел? – спросила она низким грудным голосом. – Как пить дать, только вы все разъедетесь, овладеет мной прямо тут, на поле!

Мысль была возмутительной и, тем не менее, правдоподобной. Женщины радостно расхохотались.

Порот услышал смех, но не знал, чем он вызван. «Прямо как глупые школьницы», – сказал Нафан Лундт, и он был прав. Какие они восхитительно невинные, и Дебора в их числе. И как бы они поразились, расскажи он правду о том, что они сделали этой ночью.

Он наткнулся на текст совершенно случайно во время занятий немецким. Книга в библиотеке колледжа подтвердила его подозрения, намекнув на мрачные ритуалы древнее пирамид и письменной истории. Он прочитал о дохристианском поклонении природе и о том, как раньше племена приносили в жертву бога в человеческом образе. Остальное он додумал сам. За сдержанным благочестием соседей он видел размалеванные хари дикарей. За странным ночным обрядом маячил окропленный кровью алтарь и обнаженное тело, распятое на нем как пятиконечная звезда. Он стал свидетелем церемониального рассечения горла и отделения конечностей, и, пока его товарищи наслаждались ужином под луной, в его воображении множество рук яростно разрывало безголовый торс, а в свете костра дети жадно дрались за что-то, похожее на голову. Хотя теперь их пища носила обманчиво современное название, когда-то она называлась «духов хлеб» – плоть воплощенной Богини, а венок на его посохе был ее волосами.

Все это, разумеется, осталось в далеком прошлом. Во время нынешних церемоний никто не погибал. Сарр, вероятно, знал историю лучше всех остальных братьев и, может быть, этой ночью сумел заглянуть глубже других, но его вера была крепкой как никогда. Корни всего в этом мире терялись во мраке, но пролитая много веков назад кровь давно высохла. Порот знал, что время придает всему ощущение респектабельности; некоторые даже поедают своего бога каждое воскресенье. Для него все боги и богини были воплощением единого и всеохватного Божества, и после сегодняшнего таинства и последовавшего затем благословения матери Сарр двигался с уверенностью по-настоящему счастливого человека.

Женщины позади него как раз начали последний радостный куплет:

Выкинув из головы мысли об алтаре, об обнаженной жертве и о жене, Порот вместе с ними радостно выкрикнул:

Внезапно раздался треск дерева. Конец его посоха вонзился во что-то твердое и живое. На земле у Порота под ногами раздалось злобное шкворчание, как от кипящего на сковороде сала, и что-то судорожно забилось, едва не вырвав древко у него из рук. Высохший кукурузный початок бесшумно упал к его ногам. Вдалеке одна из кошек вскочила и бросилась прочь через лужайку.