Между Амуром и Невой - Николай Свечин

Момент был критический: паспорт у Алексея имелся на другую фамилию, прочие арестанты и конвойный надзиратель насторожились, Челубей остановился поодаль и ожидал продолжения.

— Ты, земляк, ошибся: я Шапкин Иван Иваныч.

Но Суконкин, в сером бушлате и бескозырке, смотрел весьма нахально и фамильярдно махал рукой, подзывая сыщика к себе. И Лыков подошёл.

— Ну?

— Вы «нукать»-то обождите, ваше благородие, чать, не запрягли, — громко прошептал «отказник». — Я так понимаю, вы и есть из тех самых «демонов» из «чертовой роты», про которых в газетах пишут? Угадал?

— Я высылаюсь административно в Читу, по месту жительства. Я мещанин Шапкин. Понял? А не то…

— Чево «не то»? Вы такой разговор отставьте, вашебродие, я ведь обижусь да уйду. И сразу «иванам» выложу, какой вы Шапкин. Али Лыков. Они живо разберутся!

Алексей стоял молча и лихорадочно соображал. Выдаст ведь и впрямь, гаденыш! Попробовать напугать?

— Валяй, выкладывай. А я им в ответ рассажу, как ты Блоху полиции продал.

— Фуй! — рассмеялся Суконкин. — Тому уж сто лет в обед! Все забыли давно, кто такой он был. Другие вожди народились, никому это таперича не интересно.

— Что ты хочешь? — спросил Алексей, глядя в сторону.

— Вечером посля поверки приходите за швальню, тама и поговорим. И чтоб был у меня!

Лыков вернулся в балаган весьма раздосадованный. Отмахнулся от встревоженного Челубея («так, одна гнида из прошлой жизни; я разберусь»), и уселся думать. Поганый, трусливый характер бывшего его доносчика теперь играл против сыщика. Суконкин постарается выторговать у него за молчание как можно больше. Но нет никаких гарантий, что он же и не сдаст потом Лыкова «иванам». Вся операция находилась теперь под угрозой!

Самое верное было бы изолировать Суконкина при помощи администрации. Сходить к смотрителю и открыться? Пароль — «Между Амуром и Невой». Об этой кодовой фразе, означающей, что агенту нужна помощь, секретной телеграммой извещены все тюремные и полицейские власти вплоть до Благовещенска. Однако раскрывать себя продажной надзирательской братии следовало лишь в крайнем случае. Лыков решил, что определит, тот ли это случай, после разговора с Провом.

Они встретились за швальней в десять часов ночи, когда было уже темно. Суконкин опасался сыщика и пришел не один: в отдалении, так, чтобы не слышать разговора, но всё видеть, стоял нанятый им человек.

Разговор Пров вёл жестко и нахраписто. Он потребовал (оговорив: «для начала») двух услуг — сделать его писарем в канцелярии, и убрать из тюрьмы куда подальше некоего Вовку-Хазара. Хазар этот за что-то не взлюбил Суконкина и вот уже два месяца не дает проходу, издевается и бьёт…

— А если я этого героя безо всяких смотрителей за пищик возьму[114]— зачтется оно в твои два пожелания?

Суконкин пожал пухлыми женоподобными плечами:

— Я же сказал: для начала эти два, а там поглядим. Могёт, и ещё появятся. С Вовкой же надоть как следует! А то вы уедете, а он останется и жизнь моя сделается тогда совсем невозможная. Как хочите, но уберите его отсюдова насовсем!

— Не боишься, Пров, палку перегнуть? Я ведь теперь в Петербурге служу, в Департаменте полиции, и моё начальство знает, где я. Не ссорился бы ты с властью, умерил запросы, мой тебе совет.

— Дык департамент далеко, вашебродие, а «иваны» туточки, за стенкой. А ежели вы такой важный таперича человек, так и сделайте, что велю. Для начала.

Суконкин явно не собирался останавливаться в своих требованиях; его необходимо было срочно обезвредить.

— Ладно, — резюмировал Лыков. — Я здесь проездом, здешнее начальство обо мне не извещено. Как прибуду в Нерчинск, сделаю всё насчет канцелярии, а Хазару сей же час башку откручу.

— Эка нашли дурака! С канцелярией штоб у меня здесь же решили, иначе ни до какого Нерчинска не доедете! Обязательно у вас пароль до властей имеется, или бумага где зашита. Здесь! иначе все «иванам» сообчу.

И Лыков понял, что придется идти к смотрителю.

На следующее утро после поверки он отправился искать майора Кандыбу, начальника Томской пересыльной тюрьмы. Задачка была не простой: следовало подловить смотрителя так, чтобы рядом не было посторонних (особенно арестантских) ушей, сказать пароль, быстро объяснить ситуацию и оговорить способы дальнейшей связи. Ясно, что на место управляющего самой крупной в империи тюрьмой, вершителя судеб тысяч человек абы кого не поставят, и Лыков надеялся на быструю и грамотную помощь.

Он перехватил майора очень удачно, в переходе между канцелярией и пекарней. С Кандыбой был только помощник — молодой, белобрысый офицер в очках, со спокойным, приятным лицом. Подскочив к смотрителю, Алексей сдернул картуз, вытянулся по-военному:

— Ваше высокоблагородие! Дозвольте обратиться с прошением!

— Некогда мне, — отрезал тот, и хотел пройти мимо.

— «Между Амуром и Невой», — четко вполголоса произнес сыщик, со значением глядя прямо в глаза майору.

— Что? — взревел вдруг Кандыба, остановившись и дыхнув на Лыкова густым водочным перегаром. Алексей с ужасом увидел, что сморитель крепко пьян: лицо красное, как помидор, а маленькие бегемотьи глазки смотрят тупо и гневно.

— Повтори, что ты сказал, подлец! Это кто тут воет? Повтори!

— «Между Амуром и Невой», — пробормотал сыщик, понимая уже провал своего плана. — Была шифрованная телеграмма из ЭмВэДэ, проверьте в канцелярии!

— Да ты еще учить меня вздумал, ракалья, арестантская харя? Помощник!

— Здесь, Иван Самсонович!

— Кому Иван Самсонович, а кому «ваше высокоблагородие»!

— Виноват, ваше высокоблагородие; слушаю-с!

— Пятьдесят розог этому жоху, сейчас же, при мне!

Лыкова обдало жаром. Он понимал, что ничего не сможет сделать, если этот пьяный идиот действительно решится его наказать.

— Никак нельзя, ваше высокоблагородие, — вежливо, но твёрдо возразил помощник смотрителя. — Он не арестант, а административно высылаемый; телесные наказания не предусмотрены законом.

У Алексея отлегло было от сердца, но, как оказалось, преждевременно.

— Каким ещё там законом?! Здесь я закон, а ещё царь, и бог; как скажу, так и будет! Мне здесь всё можно, я для этого сюда и поставлен. Выполнять!!

— Никак нельзя, ваше высокоблагородие, — по-прежнему твёрдо отвечал помощник. — О прошлом месяце отставлен без прошения смотритель Ачинского этапного двора, как раз за такое превышение власти. Прикажете в карцер на трое суток? Это можно-с…

Известие о том, что за самоуправство выгоняют со службы, несколько остудило «царя и бога». Обматерив на прощанье Лыкова, он бросил «в холодную!», и ушёл, гордо скрипя сапогами.