Никогда не влюбляйся в повесу - Лиз Карлайл

Камилла невозмутимо улыбнулась.

– Так как насчет чая, Ксантия?

В ответ та с досадой закусила губу.

– Ладно, – буркнула она. – Все понятно.

– Извини, – тут же раскаялась Камилла. – Ты же понимаешь – мое положение в данном случае не из легких. Твой брат не любит меня. Думаешь, он меня послушает? Я ведь не имею на него никакого влияния – пока.

– Пока… – Губы Ксантии расплылись в улыбке. – Что ж, звучит многообещающе. Послушай, почему бы нам не отправиться на прогулку в парк? Я весь день проторчала в Уоппинге. А доктор только и твердит, что мне нужно больше бывать на свежем воздухе. – И она уже хорошо знакомым Камилле очаровательным жестом вновь положила ладонь на живот. Камилла почувствовала легкий укол зависти.

– Хорошо. Я только схожу за плащом.

Камилла вдруг поймала себя на мысли, что рада хоть ненадолго вырваться из этого дома – дома, в котором она надеялась найти убежище от всех жизненных бурь. На который заранее смотрела как на крепость, где она сможет укрыться от своего одиночества. А вместо этого ее ждало там одиночество еще более страшное, чем то, которое она знала прежде. Поэтому она приняла предложение Ксантии.

Не прошло и нескольких минут, как они шли вниз по Беркли-сквер. Редкие попадавшиеся им прохожие кутались в плащи и теплые пальто; подняв воротники до ушей, они старались укрыться от пронизывающего ветра с реки.

А чуть дальше, на Пиккадилли, жизнь била ключом, несмотря на промозглый холод, тротуары были запружены гуляющими, а на мостовой было не протолкнуться из-за экипажей и карет всех мастей. У воза с сеном сломалась ось, и оно золотисто-коричневой лавиной хлынуло на землю. Возчик ахнул, кучера, грозя ему кулаками, так и сыпали проклятиями, повозка, нагруженная бочонками с пивом, тщетно пыталась проехать, свернув на Сент-Джеймс-стрит, но застряла, и это окончательно ухудшило дело. А в самой гуще этого вавилонского столпотворения метались мальчишки-газетчики – вопя во всю глотку, они словно соревновались между собой, кому удастся обрушить на голову прохожих самые сенсационные новости.

Ксантия на всякий случай взяла Камиллу за руку, и обе женщины принялись проталкиваться сквозь толпу, стараясь не потерять друг друга в этой мешанине лошадей и карет. Но как только они, свернув за угол, оказались в Грин-парке, шум и гвалт остались позади, впрочем, и ветер тоже стих. Камилла улыбнулась – сестра Ротуэлла с каждой минутой нравилась ей все больше.

– Сколько тебе еще осталось до родов? – вдруг спросила она.

– О, еще несколько месяцев, – беззаботно бросила Ксантия. – А я уже растолстела как корова.

– Одно могу сказать – ты счастливая…

Ксантия как-то странно покосилась на Камиллу.

– Значит, ты хочешь иметь детей, – заключила она. – А сколько, если не секрет?

Камилла зябко закуталась в плащ. Щеки у нее вспыхнули.

– О, одного! – прошептала она смущенно. – Я была бы совершенно счастлива, если бы у меня был хотя бы один.

– Зная, что собой представляет мой брат, дорогая, я бы поспорила, что вряд ли дело ограничится одним, – сухо хмыкнула Ксантия.

– Ротуэлл любит детей?

– Нет. Скорее, он любит… – Ксантия, осекшись, вдруг заморгала. – О, выкинь это из головы! – спохватилась она. – Я просто хотела сказать, что Ротуэлл полюбит детей, как только они появятся на свет. Просто позволь ему с надеждой смотреть в будущее, хорошо?

– А что, сейчас он уже не надеется? – спросила Камилла. – Прости, Ксантия, но твой брат выглядит… как бы это сказать?..

– Измученным? – с кривой улыбкой подсказала Ксантия.

– Нет, – нахмурившись, пробормотала Камилла. – Мы, французы, обычно в таких случаях говорим desole.

– Печальным?

Камилла покачала головой:

– Это больше, чем просто печаль. Вернее, печаль, которая остается в душе после большого горя. Та, которая оставляет пустоту в сердце.

– Ах, вот оно что. – И Камилла вновь заметила, что Ксантия как-то странно поглядывает на нее.

Они шли не спеша. Разговор сам собой угас. Налетевший откуда-то легкий ветерок игриво трепал волнистую прядь, выбившуюся из-под шляпки Ксантии. Камилла зябко передернула плечами – на душе у нее почему-то стало тяжело. Как будто между ними осталось что-то недосказанное.

Вдруг Ксантия, глубоко вздохнув, схватила Камиллу за руки.

– Послушай, ты любишь моего брата? – в упор спросила она.

Камилла покачала головой.

– Не знаю, – пробормотала она, очень надеясь, что не покривила душой. – Я ведь почти не знаю его.

– Многие женщины считают, что он очень красив, – буркнула Ксантия. – Особенно те, кому по душе суровые, немногословные мужчины. А таких женщин немало, ты же знаешь.

– Например, миссис Эмброуз, – подсказала Камилла. – Боюсь, твой брат влюблен в нее.

Ксантия резко остановилась, глянула на Камиллу и вдруг разразилась смехом.

– Господи, конечно, нет! В эту драную кошку?!

Они заметили одиноко стоявшую скамью. Повинуясь внезапному импульсу, Ксантия, схватив Камиллу за руку, потащила ее за собой.

– Давай посидим, – предложила она. – Знаешь, я хочу кое-что тебе сказать.

– И что же это? – спросила Камилла, невольно заинтригованная таким началом.

Ксантия нерешительно покусывала губу.

– Вообще-то я не должна тебе этого говорить, – призналась она. – Но я считаю, ты должна это знать.

– Что заставляет меня предположить, что речь пойдет о чем-то таком, что обязан был рассказать твой брат, – вздохнула Камилла. – Думаю, я вряд ли ошибусь, если предположу, что он не станет этого делать.

По тому, с каким облегчением улыбнулась Ксантия, Камилла поняла, что угадала.

– Ты ведь уже поняла, что я не сплетница.

– Мне бы это и в голову не пришло.

Ксантия помолчала, будто собираясь с мыслями, взгляд ее затуманился, устремившись в прошлое.

– Когда-то мой брат был влюблен, – запинаясь, проговорила она. – Во всяком случае, мне так казалось. На самом деле все было гораздо хуже – он был просто одержим ею. Но тогда он был еще очень молод – и поэтому наделал кучу ошибок.

– С молодыми это случается, – грустно кивнула Камилла. – Любить вообще тяжело, а когда ты очень молод, особенно. Кажется, что весь мир против тебя. Все превращается в трагедию.

– Да… трагедию. – Ксантия кротко, словно маленькая девочка, сложила руки на коленях. – Так вот, Киран окончательно потерял из-за нее голову… Из-за матери Мартиник, – призналась она. – Впрочем, из-за нее многие теряли голову: достаточно было мужчине только увидеть ее, как все – пропал, – хмыкнула она.