Отдай мне мужа! - Светлана Демидова

– Ничего себе – просто поторопилась! – возмутился я. – Она же влезла между Евой и ее мужем. Да что там говорить – это из-за происков Анны Ева вообще лишилась мужа! Клянусь, он сам бросился под мою машину! Я ничего не мог сделать! Мне теперь приходится с этим жить! Я уж не говорю про свою Лизу…

– Дело в том, что Ева Константиновна оправдывает и мужа, который не мог шагу сделать без благословения отца. Герман был полностью во власти Полозова. Ева считает, что они с Анной просто были загнаны в угол. И потом… Герман расплатился за свою подлость собственной жизнью, что и вовсе сняло с него вину в глазах вдовы.

– Черт знает, что такое! – в сердцах воскликнул я. – Не понимаю, как можно оправдать людей, которые чуть не отправили ее на тот свет!

– Признаться, я тоже не понимаю, – согласился Слесаренко. – Мне кажется, я, наоборот, сделал бы все, чтобы Анна вообще никогда не вышла из тюрьмы. Поверьте, с деньгами, которыми сейчас полностью владеет Ева Константиновна, нет ничего невозможного!

– Вы хотите сказать, что Ева заплатила вам большие деньги, чтобы сестре скостили срок?

– Не стоит подозревать меня в стяжательстве! Мне она заплатила… ну… может, чуть больше, чем платят все остальные клиенты моей конторы. Но, знаете ли, было за что! Пришлось представить доказательства для переквалификации этого уголовного дела на менее тяжкий состав преступления. Для этого надо было найти промахи и противоречия в доказательствах, собранных в процессе предварительного следствия для признания в дальнейшем этих доказательств недопустимыми. Это, конечно, обычное дело в адвокатской практике. Но мне пришлось очень потрудиться, чтобы повторное расследование проводилось без вас, основного свидетеля, уж простите за это. И потом даже за непредумышленное убийство по УК положены три года лишения свободы. Мне удалось снизить срок до двух лет, да еще и условно. На это нужно было и время, и деньги. Мне пришлось задействовать все свои связи в юридических кругах.

– Неужели вот так можно выкупить на свободу любого преступника?! – с возмущением спросил я. Лицо адвоката Слесаренко уже не казалось мне хорошим.

– В принципе – да. В этом мире все покупается и продается. Но я не такая уж продажная скотина, как вы сейчас обо мне подумали.

– Вы очень прозорливы…

– Адвокат не может не быть прозорливым. Это профессиональное. В данном конкретном случае я оправдывал себя тем, что не сажал невиновного, а пытался помочь двум несчастным женщинам, Анне и Еве, которые были игрушками в руках бизнесмена Полозова. Ни Германа Панкина, ни вашей жены все равно не вернуть… опять-таки простите… за вынужденный цинизм… А две сестры могли начать жизнь сначала. У них никого нет, кроме друг друга. Ева собиралась отдать Анне половину состояния отца, чтобы наконец восторжествовала справедливость. Я решил ей в этом помочь.

– И что, она отдала?!

– Пока она успела только переписать на Анну часть каких-то акций и ресторан.

– Точно! – Я хлопнул себя по коленке. – А я все думаю, где я недавно слышал фамилию Полозова! В «Оскаре»! В ресторане! Я там Еву искал…

– Да, остальное пока не удалось… Какие-то там проволочки… Это уже не мое дело…

– Слава этим проволочкам! Скажите, вы можете посодействовать тому, чтобы проволочек прибавилось? Вы же понимаете, что нельзя допустить, чтобы Анна получила эту половину. Сестра Евы, не задумываясь, пойдет на следующее преступление, чтобы заполучить все!

– Да, я это понял…

– Получается, что вы помогли бедной Еве выпустить джинна из бутылки! Надо затолкать его обратно! Правда, у меня нет денег, чтобы вам заплатить… То есть вообще нет ничего, кроме зарплаты журналиста нашей местной газетенки. Но ведь у Евы есть деньги! Она потом вам непременно заплатит, когда удастся ее вытащить из клиники.

Слесаренко ничего мне на это не ответил, и я спросил опять:

– Вы с Евой Константиновной больше общались, чем я. Она действительно здорово пьет?

– Нет. Она вообще в рот ничего не берет с тех самых пор, когда погибли Герман и ваша жена, – ответил адвокат.

– А как же тогда?

– Я же вам сказал, что часть акций Ева переписала на сестру. Вероятно, Анна продала какую-то часть. Без денег такую операцию не провернуть.

– Я не понимаю, как ей вообще удалось это провернуть! Как можно абсолютно трезвого человека затолкать в клинику! Он же будет сопротивляться!

– Только хитростью, уважаемый… только обманом… И деньгами…

– Послушайте, Евгений Григорьевич, неужели вы мне не поможете выручить Еву? Неужели вам ее не жалко?

Слесаренко внимательно посмотрел мне в глаза и вместо ответа сказал:

– А позвольте вас спросить, на какой предмет вы так взволновались судьбой Евы Константиновны. Что вами движет?

Я растерялся и крепко задумался. Адвокат ждал, пока я что-нибудь скажу, продолжая сверлить меня глазами, и я начал:

– Я случайно встретился с Евой Константиновной в детском доме. Она приехала к Павлику. Он заболел, и ей не удалось его повидать. Она была этим страшно опечалена, и вообще… абсолютно несчастна… Потом Ева пропала, а тут является Анна, которую я не могу не винить в смерти своей жены, и выясняется, что ее сестра в клинике для алкашей, а я только что видел ее трезвой… Впрочем, похоже, что я начал сказку про белого бычка. Я же вам уже все рассказал…

– Значит, вы не имеете к госпоже Панкиной никакого бубнового интереса?

– Не имею. Мне ее просто жаль, особенно после ваших рассказов. Кстати, почему вы не помогли ей усыновить мальчика? Вы же сами сказали, что у вас огромные связи.

– Для этого мои связи не нужны. У Евы столько денег, что она могла бы выкупить не только Павлика, но весь детдом в целом.

– Так в чем же дело?

– Всего лишь в том, что директор этого детского дома – редкой порядочности женщина, которую на самом деле интересуют не деньги, а несчастные сироты. А Ева действительно производит впечатление совершенно не приспособленной к жизни особы. Как можно передавать в такие руки ребенка!

– Но ведь можно было бы подкупить каких-нибудь чиновников?

– Ева Константиновна хотела, чтобы все было по-честному.

– И что, у вас так и не возникло желания помочь этой женщине?

Адвокат Слесаренко по-мальчишески шмыгнул носом и сказал:

– Я попробую. – Потом оторвал листок от пачки стикеров и буркнул: – Напишите свои телефоны.

Я написал. Он прилепил стикер на стенку сейфа справа от своего кресла.

Слесаренко не захотел рассказать мне, как он вышел на нужную наркологическую клинику среди десятка учреждений подобного рода в Санкт-Петербурге. Я сам пытался обзванивать наркологии, но в каждой мне говорили, что лечение у них анонимное и потому они не имеют права никому называть фамилии своих пациентов.