Обнаженная натура - Владислав Артемов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Без характеристики нам капут, — грустно сказал усатый и вздохнул. — Да где ж ее взять-то? Или тысячу гони, такое дело…
Он отступил к своим, и теперь все четверо с надеждой уставились на Родионова, молчали и перетаптывались посередине кабинета.
Павел задумался. Несмотря на фарсовость ситуации он понял вдруг, что, может быть, этим бедолагам и в самом деле идти больше некуда…
— Послушайте, друзья мои… — с официальной строгостью начал свою отповедь Кумбарович.
— Постой, Боря… Погоди. — решился Родионов и стал вставлять редакционный бланк в машинку. Он вспомнил маленького капитана Серова.
Кумбарович укоризненно крякнул и, обойдя отшатнувшуюся от него компанию, вышел в коридор.
— Злой! — приставив ладонь к губам, свистящим шепотом пояснил усатый своим товарищам и кивнул в спину уходящего Кумбаровича.
— Итак, — сказал Родионов. — Характеристика, дана настоящая…
— Александру Санину! — вышел чуть вперед усатый. — В том, что он…
— Отличный хороший парень! — продиктовал молчун.
— Нет, тут нужно косвенней выразиться, — Родионов остановился и пошевеливая над клавиатурой пальцами, стал подбирать нужные канцелярские обороты…
— Превосходный друг и всегда поможет, — подсказал высокий.
— Веселый певец, — вставил свое слово недоросль. — С ним не соскучишься. Правда, баб всегда отбивает, — пожаловался он, — но мы пока прощаем… Мы с ним сами когда-нибудь разберемся по-хорошему…
— Погодите, — попросил Родионов. — Вы женаты?
— А как же?
— Ага, пишем «хороший семьянин, в быту скромен. Пользуется уважением среди товарищей…»
— Отлично сказано! — похвалил молчун. — Золотые слова!
Усатый засмущался и потупился.
Потратив часа два на изготовление характеристик и еще полчаса дополнительных, поскольку пришлось писать ее и для молчуна, хотя он-то был ни при чем, но уж очень понравились ему полученные товарищами документы, Родионов распрощался с драчунами. Все четверо ушли, пообещав «отплатить добром». Пашка же почувствовал тихое и приятное удовлетворение, какое всегда бывает у людей после совершения доброго дела. Тем более, что ему это ничего не стоило, если не считать потраченного времени.
— Паш, разговор есть, — озабоченно позвал Кумбарович, заглядывая в дверь. — Надо выйти, посовещаться… В буфет. Я угощаю.
Они поднялись на двадцатый этаж, сели в углу под пальмой.
— Кумбарович, — первым начал Родионов. — Ты не слышал часом, что это за «театр раскрепощенного тела»? Привязался ко мне у метро какой-то клещ, все время билеты тычет, зазывает… Сегодня вот опять…
На лице Кумбаровича появилась гнусная усмешечка, глаза затуманились ласково и понимающе.
— Как не знать.
— То есть, можно сказать, это театр голых баб? — допытывался Пашка.
— Если бы только голых! — ответил Кумбарович. — Если бы, Паша, только голых, это был бы обыкновенный бардак. Но ведь там тонкое искусство. Там мысль, Паша. Творческая неусыпающая мысль, поиск форм, и каких форм! М-м!..
— Не продолжай, — попросил Родионов. — Давай свой разговор.
— Ладно, — сосредоточенно сдвигая брови, сказал Кумбарович. — Короче говоря, подвал я видел.
— Какой подвал?
— Ну тот, твой… Бомбоубежище под домом…
— А-а. — вспомнил Пашка. — Ну и что?
— Да хмырь этот твой уперся. Выжидает чего-то. Видимо, есть еще претенденты. Ты бы, Паш, переговорил с ним лично. В долю, дескать, возьмем, если что… Нельзя шанс терять.
— Ты вот что, — нашелся Родионов. — Ты скажи, что ты от Филина. Попробуй…
— Ты-то откуда Филина знаешь? — удивился Кумбарович. — Неужели он и такой мелочевкой занимается?
— Мне ли не знать Филина! Были кое-какие общие дела. — пояснил Родионов. — Причем одно дело совсем недавно.
— Ну тогда вопрос автоматически решен! — обрадовался Кумбарович и с уважением посмотрел на Родионова. — Филин, конечно, сила…
— Филин большая сила, — подтвердил Павел. — Можно сказать, пассионарная сила.
— И, заметь, за один год столицу занял. А кем был?
— Шестеркой был, — сказал Пашка. — Чужие миски долизывал.
— Я не слышал! — быстро оглянувшись, прошептал Кумбарович и поднял ладони. — Я ничего не слышал, ты понял? И вообще я сюда не заходил. — Кумбарович, не допив кофе, побежал к выходу.
Кто ж такой этот чертов Филин, думал Пашка, глядя через окно на панораму беззащитной столицы.
Он поднялся из-за стола и потихоньку тоже двинулся к выходу. Буфетчица, отвернувшись к стене, что-то негромко говорила в трубку. Докладывала. Нельзя было разобрать, что именно. Не Филину ли звонит, думал Пашка, спускаясь по узкой лестнице. А лестница-то подходящая, тихая, укромная. Все на лифтах ездят. А я вот иду пешком. Души на здоровье, никто и не услышит хрипов…
Борьба в углу комнаты продолжалась. Родионов подошел и оценил расстановку шахматных сил. Положение было почти равным: прямолинейный Загайдачный честно целился слоном в угол, коварный Шпрух готовил коня к хитроумной вилке.
— На «эф три», — подсказал Родионов и отскочил в сторону, потому что противники взвизгнули от негодования, замахали руками.
— Та не лезь ты в игру, когда не просят!
— Умник! Из-за таких умников житья никакого нет!..
— Вечно они лезут со своими кретинскими советами!
— Из-за таких умников страна развалилась…
Родионов на цыпочках убрался на свое место. Кумбарович кричал в трубку:
— Да! От Филина! Да!.. Еду. Сейчас! — он кивнул Пашке и поднял большой палец. — Все. Окей! Жди.
И полетел к двери, почти не касаясь ногами паркета.
— «Эф три»! — послышалось из угла.
— Ход подсказан! — жестко возразил Шпрух.
— Ход очевиден! — настаивал Загайдачный.
— Ход, тем не менее, подсказан!
— И, тем не менее, ход очевиден!
Родионов, не желая ввязываться в разборку, тихо вышел и снова поднялся в буфет.
Минут через сорок туда же влетел запыхавшийся бледный Кумбарович, дико оглядел помещение с порога, несколько раз вхолостую скользнув глазами по наблюдающему за ним Родионову. Наконец, заметил, замахал руками, подзывая.
— Паш-ша! — шепотом прокричал в ухо, когда Родионов лениво подошел. — За мной! На лестницу!
Родионов, заинтригованный, пошел следом за спотыкающимся Кумбаровичем.
На лестнице Кумбарович перегнулся через перила, заглянул вниз, затем посмотрел вверх и только после этого немного успокоился. Вытащил из-за пазухи толстый пакет.