Спасти СССР. Манифестация - Николай Феоктистов

Лицо Корсини скривилось в некрасивой гримасе.

– Господин премьер-министр, в этом смысле наша операция сложилась несколько неудачно. – Он чуть помолчал и добавил упавшим голосом: – Бойня вышла.

– Сколько? – Премьер был краток.

– Тоже восемь. И четверо ранены, – рубанул генерал и торопливо добавил: – Правда, достаточно легко.

– Как?! – взвился на том конце телефонного провода голос. – Как вам это удалось?!

Под скулами у генерала заходили желваки.

– Самоубийцы, – сухо ответил Корсини. – Они – самоубийцы. Один, вместо того чтобы сдаться, врезался на машине в группу спецназа, а потом взорвался. Второй умудрился, прикрывая прорыв Моретти, снять из «гаранда» двух снайперов на крыше. Да и Бальцерани успела высадить обойму…

Андреотти помолчал, переваривая, потом ядовито процедил:

– Генерал, я представлял себе частичный успех несколько иначе. У вас на руках были все карты, но вы и в такой ситуации умудрились обляпаться с ног до головы. Это – редкое умение. Не думаю, что оно будет мною востребовано.

В телефоне раздались гудки.

– Brutto pezzo di merda[19], – экспрессивно ругнулся генерал, бросая трубку.

Впрочем, бранное словцо вылетело больше по привычке, без настоящего задора и огонька. Ничего неожиданного. Уже после первого поступившего с места доклада он так и заподозрил – поруководить полицией Италии ему удалось лишь полгода. Ну, он такой не первый… На этой раскаленной сковороде долго не усидеть.

Корсини взглянул на массивные настольные часы, прикидывая расклад. Торжественное заседание Сената, посвященное присяге нового правительства, продлится не меньше пары часов. Что ж, он вполне успеет.

Генерал любил артишоки по-римски, спортивные машины и старенькое семейное палаццо с окнами на Тибр. Вот почему ему надо было успеть продать интересный документ прежде своих коллег. В том он не видел ничего постыдного: его шеф ходил на ужины с резидентами ЦРУ и МИ-6 как на работу, а оперативного интереса замысел «Красных бригад» на теракт уже не представлял.

Корсини засунул в портфель пять заготовленных конвертов. Два постоянных покупателя на такой горячий материал у него есть, а остальные он попробует потом предложить в посольства.

«Да, – решил генерал, – пожалуй, шведам… Евреям… И попробую чехам…»

Он поднял трубку и набрал первый номер.

– Алло! – В голосе абонента слышался легкий немецкий акцент.

Генерал не был в том убежден наверняка, но подозревал, что этот, наиболее щедрый из его партнеров, знает Маркуса Вольфа[20] в лицо. Была определенная ирония в том, что концы от второго постоянного контакта совершенно точно уходили в Бонн.

– Отто, – сказал Корсини задушевно, – у меня есть для вас чудесная новость. Вот буквально минут сорок назад к Луиджи завезли наисвежайших палтусов, а он, скажу вам по секрету, умеет совершенно восхитительно их готовить. Правда, должен предупредить, удовольствие это не из дешевых.

– Сорок минут назад… – откликнулся немец задумчиво, – да, я что-то такое слышал. Я вас понял. Что, и правда так вкусно?

– Уверяю. – Голос Корсини подобрел. – Редкость неимоверная. Пальчики оближете.

– Звучит весьма соблазнительно. Что ж, я буду рад оценить это по достоинству.

– Тогда через полчаса, как обычно?

Генерал дождался ответа, нажал на рычаг и набрал второй номер.

– Алло, Ганс? У меня есть для вас чудесная новость…

Тот же день, чуть раньше

Ленинград, Измайловский проспект

Привычный утренний распорядок в нашей квартире в эти дни причудливо перетасовался: теперь меня поднимали последним, и, пока я плескался под душем, мама на кухне заплетала Мелкой косички – каждый раз по-новому, – а потом волокла ее, все еще сонную, в прихожую к зеркалу и вертела перед ним, точно куклу.

Вот и сегодня, когда я вышел в коридор, на ходу дотирая взъерошенные волосы полотенцем, мама повернула ко мне смущенную Мелкую и, удерживая ее за плечи, воскликнула с гордостью:

– Ну разве не прелесть?

– Прелесть, – кивнул я одобрительно, а потом усмехнулся. – Но, мам, ты уж тогда скажи прямо, чего добиваешься. Может, и договоримся?

Мама неодобрительно поджала губы.

– Сегодня папа выписывается. – Я, посерьезнев, перекинул полотенце через плечо. – Тома съезжает…

– Не слушай его! – Мама крутанула Мелкую к себе лицом и проговорила с напором: – Заходи в любое время, без приглашений, сама. Поняла? И на ночь тоже. Ну… – Она коротко прижала девочку к себе, отпустила и перешла на деловой тон: – Все, я побежала на работу. Завтракайте, в школу не опаздывайте. Андрей… – Она влезла в поданное мною пальто, обернулась и сверкнула на меня глазами. – Чтобы проконтролировал сегодня, что у Томочки там все в порядке! Ты понял?!

Дверь за мамой захлопнулась. Мы в молчании двинулись на кухню. Я переложил с горячей сковороды на тарелки тонкие замасленные макароны-соломки и щедро присыпал их уже натертым сыром. Потом устроился на углу стола рядом с Мелкой и ненадолго задумался.

– Знаешь, а ведь нам с тобой крупно повезло, – нарушил я установившуюся было тишину.

Мелкая посмотрела на меня с вопросом.

– Мы живем в том месте и том времени, где большинство людей еще являются людьми, – подвел я итог своим размышлениям.

– Может быть, «уже»? – предположила, помолчав, Мелкая. – Дальше же будет лучше?

Я покрутил вилку, а потом неуверенно пробормотал:

– Может быть, и будет… – намотал макароны и отправил в рот. Прожевал, потом неожиданно для самого себя продолжил: – Ты не поверишь, но это от нас с тобой сильно зависит.

И поперхнулся – настолько умным и пронзительным был взгляд у Мелкой, когда я, подняв глаза, на него напоролся.

– Почему? – как-то необычно спокойно и уверенно улыбнулась она. – Я же тебе верю. Как ты мог об этом забыть?

– Никак не могу привыкнуть, – признался я, сглотнув, и проворчал смущенно: – Ешь давай, пока не остыло.

Оставшийся завтрак прошел в уютном и неторопливом молчании. Не знаю, о чем морщилась складочка над переносицей у Мелкой, я же прокручивал в уме свежий улов: теперь мне стало известно, кем именно является тот самый чернявый Минцев из Большого дома.

Это знание меняло многое: имея в своем распоряжении целый штат контрразведчиков высочайшего класса, Андропов в моем деле предпочел опереться на лично преданного диверсанта.