История инвестиционных стратегий. Как зарабатывались состояния во времена процветания и во времена испытаний - Бартон Биггс

понял

Вторая мировая война велась в защиту свободы и демократии, но также и за выживание капитализма и, в некотором смысле, за будущее существование фондовых рынков со всей их красотой и уродством. Функционирующие, свободные фондовые рынки, работающие как поставщики капитала с независимо определяемыми ценами, просто несовместимы ни с авторитарными социалистическими диктатурами, ни с коммунизмом. В хаосе и суматохе начала 1940-х годов фондовые рынки по всему миру время от времени ошибались, но большую часть времени блестяще осознавали военные превратности. Это была мудрость, присущая толпе, потому что обе стороны подвергали цензуре военные новости, доходившие до гражданского населения, и использовали пропаганду в качестве оружия.

В переломные моменты фондовые рынки оказались удивительно прозорливыми. Единственным большим промахом оказалась неспособность Токийского рынка в мае и июне 1942 года правильно оценить обстановку. Как отмечалось в главе 7, японские официальные отчеты и пресса сообщали, что битва в Коралловом море была великим триумфом, а Мидуэй был представлен как победа, а не поражение, хотя признавались некоторые потери самолетов и кораблей. Эти потери, должно быть, были отмечены и оплаканы, но японское общество в то время было слишком сплоченным, а его вера в непобедимость японской армии и в немыслимость поражения и экономического краха – слишком непоколебима. Было бы непатриотично продавать акции из-за необоснованных слухов о потерях на море.

К середине 1942 года японская экономика была практически плановой, с контролем труда, цен, зарплат и промышленных решений[175]. Премьер-министр Тодзио сосредоточил общую экономическую политику в Министерстве внутренних дел под руководством заместителя министра Киси Нобуске. Хотя реорганизация была теоретически успешной, поскольку упростила организационную структуру, она не смогла обеспечить рост производства, так как Япония полностью зависела от импорта сырья, а морская блокада со стороны США становилась все более эффективной. С осени 1942 года до капитуляции в 1945 году японское промышленное производство неуклонно падало. Экономика США с 1940 по 1944 год выросла примерно на две трети, в то время как экономика Японии выросла всего на 25 %.

Не все инвесторы в Японии заблуждались относительно сражения в Коралловом море и возле острова Мидуэй. Продовольствие было в дефиците, а перила в парках вокруг Императорского дворца разбирали на железо. Семья Номура и компания Nomura Securities в середине 1942 года начали подозревать, что Япония в конце концов потерпит поражение. Хотя газеты и радио передавали только хорошие новости о ходе войны, Номура, очевидно, собирали информацию в чайных домах высшего класса. У многих морских офицеров и летчиков, участвовавших в сражениях у Мидуэя и Кораллового моря, были гейши, и когда летчики не вернулись, поползли слухи. Семья Номура, почувствовав неладное, начала постепенно продавать акции и даже продала их в короткие сроки. Позже они приобрели реальные активы, вероятно, решив, что земля и предприятия будут лучшим вложением средств в завоеванной стране. Эти защищенные активы позволили семье профинансировать быстрое расширение Nomura Securities & Research в ближайшие послевоенные годы, и в итоге стать доминирующей компанией по ценным бумагам в Японии.

Фондовые рынки США и Лондона поняли

Напротив, Нью-Йоркский фондовый рынок почти сразу оценил значимость сражений в Коралловом море и Мидуэе, несмотря на то что в официальных сообщениях Мидуэй изначально не был представлен как победа, потому что военный департамент подвергся серьезной критике за провозглашение поражений победами в первые месяцы войны. Весной 1942 года фондовый рынок был подавлен. После резкого падения 1941 года цены неуклонно продолжали падать в течение первых месяцев 1942 года, поскольку военные новости были по-прежнему отчаянными. Немецкие подводные лодки заполонили Восточное побережье, занимаясь свободной охотой на морских путях Америки, и масштабы бойни были пугающими. Черчилль беспокоился, что жизненно важные морские пути снабжения Великобритании могут оказаться заблокированы. На другом конце света Сингапур капитулировал, битва в Яванском море закончилась катастрофой, Бирма и Голландская Ост-Индия были захвачены японцами, а Коррегидор, последний бастион на Филиппинах, окончательно капитулировал. Военные усилия Америки и, как неоднократно отмечалось в прессе, ее военное управление были неумелыми.

Настроение в 1942 году как в Великобритании, так и в Соединенных Штатах было решительным, но в то же время чувствовалось отчаяние и глубокое разочарование в будущем человечества. Большой популярностью пользовалась великолепная поэма Мэтью Арнольда «Дуврский пляж» с ее посланием:

Пребудем же верны,Любимая, – верны любви своей!Ведь мир, что нам казался царством фей,Исполненным прекрасной новизны,Он въявь – угрюм, безрадостен, уныл,В нем ни любви, ни жалости; и мы,Одни, среди надвинувшейся тьмы,Трепещем: рок суровый погрузилНас в гущу схватки первозданных сил.(Перевод М. Донского)

В годы войны, когда так много людей погибало на море, на суше и в воздухе, короткие стихотворения часто прикреплялись к доскам объявлений в британских офицерских столовых.

Есть древнее поверье:На дальнем берегу,Вдали от бед и горяМы встретимся опять.(Перевод О. Герасимовой)

В конце зимы и весной 1942 года, когда Япония продолжала наступать в Юго-Восточной Азии на суше и на море и угрожала вторжением в Австралию, цены на акции в Нью-Йорке и Лондоне резко упали. Поражение следовало за поражением. Японцы казались непобедимыми. Инвесторы были также встревожены успехом нового немецкого наступления в России и продолжавшимися неудачами британцев в пустыне. Индекс Доу Джонса ненадолго поднялся после рейда Дулиттла и, несмотря на громкую пропагандистскую кампанию, к концу апреля упал на 20 % за год. Минимум за всю эпоху был достигнут 30 апреля 1942 года на отметке 92, что на 31 % ниже максимума начала 1941 года, равного 132.

Поскольку 1942 год начался с новых потерь и поражений, вялость и спады на фондовых рынках Лондона и Нью-Йорка продолжались. Фактически, как описывает Роберт Собел (автор окончательной истории Нью-Йоркской фондовой биржи The Big Board), февраль 1942 года был самым вялым месяцем на бирже с 1915 года. 14 февраля было продано всего 320 000 акций, а в течение одного часа общий объем торгов составил всего 30 000. Место на бирже продавалось за 17 000 долларов, что было самой низкой ценой с 1897 года и на 97 % ниже рекордного максимума в 625 000 долларов в 1929 году.

Вялость коснулась и недвижимости. Нью-Йоркский отель невозможно было продать по цене, превышающей его годовой доход, а арендная плата в офисных зданиях на Уолл-стрит была ниже доллара за квадратный фут. Как написал Джеймс Грант в замечательной книге «Проблема процветания», некоторые называли это «сухой паникой». Напомним, что эти спады происходили в то время, когда военное производство росло, возникали огромные бюджетные дефициты, и корпоративные прибыли были высокими.

Однако у фондового рынка были и другие заботы. Казначейство США предложило ввести корпоративный налог в размере 60 %, и ожидался Совет по реструктуризации для возврата сверхприбылей, что делало невозможным прогноз доходов и дивидендов. Ставка индивидуального подоходного налога на доходы свыше 50 000 долларов составляла 85 %. Казалось, администрация Рузвельта была полна решимости использовать мобилизацию для выравнивания доходов, и такая политика в сочетании с неуклюжестью