Варшавские тайны - Николай Свечин

Гриневецкий шумно вздохнул.

— Предупреждаю вас, — жестко сказал Лыков, — что вы тоже у меня в подозрении. Если окажется, например, что Нарбутт сбежал по вашей подсказке, переселитесь с Маршалковской на Сахалин!

— Слово дворянина, я ничего не знал!

— А это выяснит следствие. Я понимаю: Витольд Зенонович — ваш друг. Говорят, он вам даже жизнь спас. Мне тоже не хочется верить в его виновность. Но то, что он скрыл убийство подпоручика Яшина, — установленный факт.

Гриневецкий, понурив красивую голову, молчал.

— В вашем отделении измена. Нарбутт, Степковский, полагаю, что и Яроховский… Часы почти наверняка подброшены им. Гришка Худой Рот не убивал штабс-капитана. Все это был ложный след, состряпанный вашим помощником и другом. Для чего?

— Не понимаю… Не понимаю… Витольд — человек чести, он не мог…

— Собирайтесь, и едем к нему домой. Устроим очную ставку с Касъером. Тогда и выясним, мог или не мог.

Титулярный советник жил на другом конце Варшавы, на Францишканской улице. Когда полицейские подкатили к его дому, уже рассвело. Швейцар заявил, что пан Нарбутт в квартире не ночевал. Вчера в девять вечера к нему нагрянул пан Степковский, и вскоре они оба ушли пешком. Вид у панов был очень взволнованный.

Лыков выразительно посмотрел на надворного советника и велел разбудить конторщика. Взял у него ключ от квартиры Нарбутта, и сыщики поднялись туда. Лыков увидел обычное жилище холостяка, человека без больших денег, но с хорошим вкусом. Беглый обыск ничего не дал. Однако на бюро Алексей обнаружил свежевырезанный каучуковый штемпель с надписью «Помощник пристава». Рядом стояла жестянка с мастикой.

— Вот так они подделали полицейские отметки в домовой книге. Заберите для экспертизы!

Затем сыщики поехали в «Павяк». Эрнест Феликсович хотел лично допросить Яна Касъера. Тот вошел, едва волоча ноги, — за ночь он постарел лет на двадцать…

— Кто убил подпоручика Яшина? — рявкнул надворный советник.

— Я уже сказал тому пану.

— Скажите и мне!

— Убил Ежи Пехур.

— Кто он такой?

Но старик лишь отрицательно мотнул головой.

— А кто зарезал штабс-капитана?

— Не знаю.

— Гришка или нет?

— Нет. Он весь день был у меня перед глазами. Сначала на квартире у Шчуплы Петера, потом на Бураковской.

— Кто же тогда разыграл полицию?

— Сама полиция и разыграла…

— Поясните!

— Пан Нарбутт велел сделать, чтобы подумали на Гришку. Научил Эйсымонта. А мне дал какие-то годжины с ваньцухом[50]и приказал сунуть Гришке в карман. Незаметно. И ждать полицью… Не розумею, для чего. Большого ума чело век, за его мыслями не уследишь…

— М-да… Все хуже и хуже… А кто привез к вам во двор труп Яшина?

— Пан Нарбутт с паном Степковским. Велели закопать и ни о чем не спрашивать. Я много лет знаю пана Витольда. Если он чего велит — нужно делать.

— Даже спрятать труп? — не удержался Лыков.

— Да. Значит, так надо. Еще панове сыщики привезли вещи того юноши. Пожитки с квартиры, чтобы подумали, что он уехал. Я отнес их на Толкучий рынок. Лишь мыльницу, дупек, оставил — а пан Лыков ее нашел. Что мне за это будет?

— Ежи Пехур и Нарбутт — одно лицо? — резко спросил коллежский асессор.

— Какое лицо? — смешался старик.

— Ну, один и тот же человек?

— Верните меня в камеру, я очень плохо себя чувствую…

Курьеры спешно созывали в сыскное отделение весь его состав. Гриневецкий возглавил розыск. Его люди допрашивали дочерей и зятя Яна Касъера, а также владельца квартиры, где жил Яшин. В морге полицейский врач исследовал останки подпоручика. Следователь Черенков открыл дело. Фотограф в темной комнате проявлял снимки могилы и трупа. Весь второй этаж ратуши светился огнями и жужжал, как пчелиный улей. Сыскари копались в архиве, часть агентов пошла по адресам негласных осведомителей. Вопрос задавали один: кто такой Ежи Пехур. Во всей этой суматохе не участвовали лишь Нарбутт и старший агент Степковский — курьеры не сумели их отыскать.

Лыков вспомнил догадку Гриневецкого. Вдруг убийца из дезертиров? Взяв с собой Егора, коллежский асессор поехал в Военную тюрьму. Она находилась на Дикой улице, в здании бывших артиллерийских казарм.

Два часа они рылись в постатейных списках. И не нашли ни одного упоминания о преступнике с такой приметной кличкой. Несолоно хлебавши, усталые и сонные, сыщики вернулись в отделение. Алексей уже и думать забыл, что всего пять часов назад занимался пылкой любовью с прекрасной пани… Казалось, это было с кем-то другим.

К полудню, так и не сомкнув глаз, Лыков заперся в кабинете. Он изучал бумаги, изъятые им из стола Витольда Зеноновича. Егор пристроился сбоку. Вдруг им попалась заверенная копия служебного формуляра Нарбутта. Алексей пробежал бумагу глазами и хмыкнул.

— Что? — встрепенулся сонный помощник.

— Вот, слушай. «С марта 1868 по март 1869 годов отбывал воинскую повинность в 38-м Тобольском пехотном имени Его Императорского Высочества великого князя Сергея Александровича полку. Высочайшим приказом от 16 марта 1869 года произведен в прапорщики с причислением в запас по армейской пехоте». Понимаешь? Пехоте!

— Думаете все же, что пан Витольд и есть Ежи Пехур?

— Почти уверен.

— Ян Касъер этого не подтвердил! С его слов, Нарбутт лишь приказал спрятать труп. А убил Пехур.

— Старик врет. Или недоговаривает. Например, он промолчал еще об одной фигуре в этом деле — о Велки Эугениуше.

— Я запутался, Алексей Николаевич, — признался парень. — Мы не можем разобраться, двое у нас убийц или один. А вы уже предлагаете третьего!

— Я сам путаюсь. Вторые сутки на ногах… Пойдем хлебнем кофею и порассуждаем. Здесь мне плохо думается — всех в измене подозреваю.

— Даже Гриневецкого?

— Всех.

Они спустились в общую комнату и поинтересовались, не нашли ли уже Нарбутта со Степковским. Нет, сказали им, не нашли. Гриневецкий отправился на трудный доклад к обер-полицмейстеру и застрял там. Про Ежи Пехура ничего нового.

Сыщики засели в цукерне на углу Белянской и Сенаторской. Спросили сразу целый кофейник, и Лыков начал рассуждать вслух:

— Все три офицера — жертвы одной шайки. И Гришка Худой Рот к этому непричастен. Но выписал его в Варшаву именно Велки Эугениуш. Только он мог так долго укрывать русских гайменников от здешней полиции. Согласен?

— Согласен.

— Зачем «ивану» понадобились наши доморощенные головорезы? Чтобы повесить на них убийство Емельянова. Тут мы имеем обычный конфликт крупного уголовного с полицейским начальником. Пристав стал мешать Большому Евгению и был убит. Логично?