Замочек для моего любимого - Владимир Колычев

Пасюк не видел Евгения Спартаковича, но как будто почувствовал его присутствие. Встрепенулся, перевел на него взгляд.

– Ну, как же так, Лева? Я тебе доверял, а ты меня кинул, – навис над ним Казаков.

Выдернуть подушку из-под головы жертвы не проблема. А можно просто зажать пальцами нос, и ладонью закрыть рот.

– Канат заставил. – Пасюк говорил тихо, невнятно, но все же можно было разобрать его слова.

– Да?

– Всех пацанов моих перебил… Сказал, что это я… Ствол спрятал…

– Он ствол спрятал, а ты совесть, – едко усмехнулся Евгений Спартакович.

– Прости! – умоляюще посмотрел на него Лева.

– Зачем в дом ко мне вломились?

– Я не хотел!

– Зачем?

– Канат заставил… Он похищает Карину, ты платишь… Я не хотел. Я говорил, что не надо.

– Где Канат пацанов твоих перебил?

– Ну, в Ростове… Их там ждали, но…

– Облажался ты, крыса!

– Только не убивай! Я никому ничего!

– Да кто ж тебе поверит, гнида?

Все-таки Евгений Спартакович выдернул подушку из-под головы, набросил ее на лицо, прижал. Но дверь вдруг распахнулась, и в палату ворвались спецназовцы. Евгения Спартаковича оттащили от жертвы, скрутили, только тогда появился подполковник Веткин.

Сначала следователь убедился, что с Пасюком ничего не произошло, только затем повернулся к Казакову и, презрительно усмехнувшись, произнес:

– Ну что, гражданин Казаков, следы заметаем?

Евгений Спартакович волком смотрел на него.

– Это вы зря. Помимо гражданина Мышкина, есть еще гражданин Альтеров, и он уже дал показания. Против вас… Ну, и гражданину Мышкину деваться некуда. – Веткин выразительно глянул на Пасюка, и тот затравленно кивнул.

Евгений Спартакович тяжело вздохнул. Если Лева даст показания, то его точно припрут к стенке. И придется ответить за смерть своего единственного племянника. Но, может, это и к лучшему. Как ни крути, а гибель Семена на его совести…

Боль отступила, сознание прояснилось, Кирилл даже почувствовал привычную легкость в теле. Казалось, он запросто мог подняться с кровати, сделать круг по палате. Состояние улучшилось, и он должен радоваться этому, но на душе было тревожно. Где-то он слышал, что перед самой смертью болезнь отступает, человеку кажется, будто он выздоровел. А потом раз, и все.

Лилия тихонько зашла в палату, присела на кровать, внимательно посмотрела на него.

– Да не переживай ты, все хорошо, – попытался улыбнуться Кирилл.

Она удивленно глянула на него. То двух слов связать не мог, а тут вдруг скороговоркой.

Ему только казалось, что рана у него страшная. Пуля действительно сломала ребро, но при этом скользнула вдоль него, даже не задев жизненно важных органов. Сломанное ребро давило на легкое, но не проткнуло его. Ребро вернули на место, рану обработали и зашили, крови добавили. Больничный уход и покой – вот и все, что ему сейчас требовалось. И скорее всего стремительное улучшение – не дурной знак, а как раз наоборот.

– Все хорошо, – вздохнув, повторила она. – Меня тут следователь терзал.

– В каком смысле? – настороженно глянул на жену Кирилл.

– Как это в каком?.. – Она возмущенно вытаращилась на него. – Ты что, всегда будешь меня подозревать?

Кирилл отвел в сторону глаза. Лилия, конечно, молодец. И жизнь ему спасла, причем как минимум два раза, и в больнице стала его сиделкой. Но доверие к себе она, увы, не вернула. И, возможно, никогда не вернет. Он ее от себя гнать не собирается, как раз напротив, будет удерживать всеми возможными способами, но как прежде уже не будет, Семен навсегда останется для них камнем преткновения. И нужно как-то учиться жить с этим. Тем более что у них вроде бы получается.

– Ну да, я виновата, ты не можешь меня простить…

– Через год, – кивнул он.

– Что через год?

– Ну, ты сама говорила. Хочешь, чтобы я простил тебя через год.

– Я хотела, чтобы ты жил больше, чем год! И хочу, чтобы ты меня простил…

За спиной у Лилии что-то щелкнуло. Это открылась дверь, и в палату вошла Карина. Лилия устало махнула рукой. Совсем необязательно продолжать разговор, и без того ясно, чего она хочет – чтобы Кирилл простил ее прямо сейчас.

– Ну, как тут у вас? – Карина грустно улыбнулась, глянув на Кирилла.

– А у вас?

– Отца арестовали.

– Да, мы слышали, – кивнула Лилия.

Кирилл удивленно глянул на нее. Она, может, и слышала, а он точно нет. Но, может, Лилия только собиралась ему сказать об этом, начав разговор со следователя.

– Обвинение предъявили, – вздохнула Карина.

– Это же он заказал Кирилла, – сочувствующе глянула на нее Лилия.

– Хотел отмстить за Спартака… – Карина предостерегающе подняла руку: – Я знаю, что вы хотите сказать. Это же сказала ему и я. Он отказался от своих планов, дал отбой. Но эти сволочи не остановились, они окончательно «слетели с тормозов».

– Стреляли в тебя, – кивнул Кирилл.

– Это не отец, – мотнула головой Карина.

– Ну, сам-то он, конечно, не мог…

– Это совсем другие люди.

– Какие другие люди?

– Отец даже не знает кто.

– Не знает, – усмехнулся Кирилл.

– А кто знает? – встревоженно посмотрела на него Лилия.

– А Семена убили его люди? – спросил он, возвращая разговор в исходную точку.

– Да.

– И меня пытались?

– Да. Но когда мы ехали в аэропорт, они были в Ростове. Они не могли.

– В Ростове?

– Не могли они. Физически не могли.

– Тогда кто?

Лилия мотнула головой. Она не знала, что сказать. Но у него своя голова на плечах, и он должен найти ответ на этот вопрос.

Месяц в больнице, еще столько же – в санатории. Лето давно уже позади, в Москве – поздняя осень, дождь со снегом. Трава во дворе некошеная: Митрич получил отставку, нового садовника Кирилл нанять не успел. И охраны нет. А вместо бани – пепелище, глаза мозолит. Бригаду надо нанимать, разбирать выгоревшую коробку. И бассейн чистить надо. И о траве до весны забыть.

В доме не убрано. Столы грязные, под мойкой – пустые бутылки. Как сорвался Кирилл в Сочи, так все и осталось без изменений. Лилия обошла дом, встала перед мойкой, в которой скопилась посуда.

– И все равно я рада, что мы дома.

– Я тоже.

Кирилл развернул пакет для мусора, Лилия открыла посудомойку. И началось.