Меррик - Энн Райс

Меррик сидела на кровати, все в том же синем платье, в какомбыла на похоронах, босая, со спутанными волосами, и взахлеб оплакивала БольшуюНанэнн.

Все это было совершенно понятно. Эрон, обладавший почтиволшебной способностью воздействовать на людей в такой ситуации, вскореуспокоил ее, найдя нужные слова, да и Мэри помогала в меру сил.

В конце концов Меррик сквозь слезы попросила дать ей немногорома.

Разумеется, никто из нас не приветствовал такое лекарство,но, с другой стороны, как разумно заметил Эрон, спиртное успокоит нервы идевочка быстрее заснет.

Внизу, в баре, нашлось несколько бутылок. После первойпринесенной порции Меррик попросила еще одну.

– Это какой-то ничтожный глоток, – объяснила она,всхлипывая, – а мне нужен целый стакан. – Бедняжка выглядела такойнесчастной и потерянной, что у нас не хватило духу ей отказать. Наконец оназатихла.

– Что мне теперь делать, куда идти? – жалобно причиталаона.

Мы снова принялись ее успокаивать, хотя, как мне казалось,ей было бы лучше выплакать свое горе.

Другое дело – ее сомнения насчет собственного будущего. Явыслал из комнаты Мэри, а сам уселся на кровать рядом с девочкой.

– Дорогая, послушай меня, – произнес я. – Ты ужесейчас богата. Я имею в виду книги дядюшки Вервэна. Они стоят огромных денег.Университеты и музеи станут биться за них на аукционах. А что касаетсяольмекских сокровищ, то я даже не могу назвать их приблизительную стоимость.Разумеется, ты не захочешь с ними расставаться, да и мы никогда этого от тебяне потребуем. Просто будь уверена, что даже без нашей помощи ты обеспечена навсю жизнь.

Мои слова несколько успокоили Меррик. Наконец, тихо поплакаву меня на груди, она обняла Эрона, положила голову ему на плечо и сказала, чтозаснет, если будет знать, что мы в доме и никуда из него не уедем.

– Утром ты найдешь нас внизу, – сказал я. – Мыхотим, чтобы ты приготовила нам свой знаменитый кофе. Как глупо мы поступали,что до сих пор пили неправильно заваренный кофе. Мы отказываемся завтракать безтебя. А теперь тебе нужно поспать.

Она благодарно улыбнулась, хотя по щекам все еще теклислезы. Потом, не спрашивая разрешения, направилась к вычурному трюмо, где,неуместная среди изящных флакончиков, стояла бутылка с ромом, и сделала большойглоток.

Мы поднялись, чтобы уйти, когда Мэри появилась с ночной рубашкойдля Меррик. Я забрал бутылку рома, кивнув Меррик из вежливости, что, мол, онавидит, как я это делаю, и не возражает, после чего мы с Эроном ушли вбиблиотеку, расположенную этажом ниже.

Не помню, как долго мы проговорили. Наверное, не меньшечаса. Обсуждали наставников, школы, программы обучения, прикидывали, чем вдальнейшем следует заняться девочке.

– Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы просить еепродемонстрировать нам свои необычные способности, – твердо заявил Эрон,словно я собирался возразить. – Но они велики. Я постоянно ощущаю их.

– Да, но есть еще и другая сторона, – сказал я,собираясь поведать о странном «присутствии», которое я ощущал в доме БольшойНанэнн, когда мы сидели на кухне.

Однако в последний момент что-то меня удержало. Я вдругпонял, что чувствую то же самое «присутствие» сейчас, под крышей роднойОбители.

– В чем дело, дружище? – спросил Эрон, умевший отличночитать по моему лицу, а при желании без труда читавший и мои мысли.

– Ни в чем, – ответил я, а потом инстинктивно и,возможно, эгоистично, из желания проявить геройство, добавил: – Лучше покапосиди здесь.

Я поднялся и вышел через открытые двери библиотеки вкоридор.

С верхних этажей, из дальней половины дома доносилсясардонический звонкий смех. Смеялась женщина – в этом у меня никаких сомненийне было, только я никак не мог связать этот смех с Мэри или другимислужительницами ордена, проживавшими в то время в доме. Если уж быть совсемточным, то Мэри единственная оставалась в главном здании. Остальные давноотправились спать в коттеджи и «постройки для рабов», стоявшие в отдалении отдома.

И снова я услышал смех. Он показался мне ответом на то, чтоменя сейчас волновало.

За моим плечом возник Эрон.

– Это Меррик, – встревоженно произнес он.

На этот раз я не стал просить его остаться в стороне, и мывместе пошли вверх по лестнице.

Дверь в комнату Меррик оказалась открытой, все лампы горели,озаряя ярким светом длинный широкий коридор.

– Что ж, входите, – сказал женский голос.

Я замялся у порога, но когда вошел и увидел представшееглазам зрелище, то не на шутку встревожился.

Возле трюмо в чрезвычайно соблазнительной позе сиделамолодая женщина, окутанная сигаретным дымом. Ее молодое и развитое тело былооблачено только в тонкую белую хлопчатую рубаху, сквозь которую просвечивалиполные груди с розовыми сосками и темная тень внизу живота.

Конечно, это была Меррик, но в то же время совсем другаяличность.

Правой рукой она поднесла к губам сигарету, с небрежнымвидом бывалого курильщика глубоко затянулась и легко выдохнула.

Взглянув на меня, женщина удивленно приподняла брови, и еегубы растянулись в прекрасной улыбке. Однако выражение ее лица было абсолютночуждым для той Меррик, которую я успел узнать, и это само по себе внушало ужас.Ни одной талантливой актрисе не удалось бы так успешно перевоплотиться вкого-то другого. А что касается голоса, то он был низким, исполненным страсти.

Она поиграла пачкой, явно заимствованной из моей комнаты, ихолодным, лишенным всяких чувств – если не считать легкой насмешки – голосомпродолжила:

– Отличные сигареты, мистер Тальбот. Это ведь, кажется,«Ротманс»? Мэтью когда-то курил такие. Специально ездил за ними во французскийквартал, потому что их нельзя было купить в ближайших лавчонках. Он курил досамой смерти.

– Кто вы? – спросил я.

Эрон молчал. Он предоставил мне возможность контролироватьситуацию, однако не ушел, а остался рядом.

– Не торопитесь, мистер Тальбот, – последовалнелюбезный ответ. – Задайте мне несколько вопросов. – Незнакомка ещесильнее оперлась левым локтем на трюмо, отчего рубаха на ней распахнулась,открыв взгляду полную грудь.

Глаза женщины ярко сверкали при свете установленных на трюмоламп. Нам казалось, что мы видим перед собой совершенно другого человека, дажеотдаленно не похожего на Меррик.

– Холодная Сандра? – спросил я.