Грешница - Сергей Шхиян

Отобедав, мы пошли отдохнуть в свои покои. По пути, Алеша остановился возле шкафа набитого книгами и прихватил с собой несколько томов. Меня литература тогда не интересовала. Моя жизнь теперь сама напоминала захватывающий рассказ, и на чужие истории времени совсем не оставалось.

— Как тебе понравился Трегубов. — спросил Алеша, когда мы остались одни.

— Он добрый и хороший человек, — искренне, ответила я. — Только ему не повезло в жизни!

— Это точно, — согласился муж, искоса оглядывая наши комнаты, обставленные роскошной заграничной мебелью, — Трегубов, типичный неудачник.

Мне очень не понравился его тон и еще больше то, что он подумал о самом Василии Ивановиче, но я сделала вид, что не обратила внимание.

— Ты, оказывается, говоришь по-французски? — вдруг спросил он.

— Да, когда со мной заговорил виконт де Шантре, я сразу его вспомнила, — ответила я.

— Хорошо тебе, — сказал Алеша и посмотрел на меня с завистью, — а у меня с языками большая напряженка, — слушай, а может быть, ты у меня и правда аристократка?

Мы еще какое-то время обсуждали мое знание французского языка, потом он вспомнил о принесенных книгах и решил, как он сказал, приобщить меня к высокой поэзии. Я не стала возражать, и мы сели рядом на мягкий диван.

Алеша открыл какую-то книгу, долго листал страницы, подыскивая подходящее стихотворение и начал нараспев читать. Я терпеливо слушала, не очень понимая, что мне должно нравиться. Он время от времени бросал на меня испытующие взгляды и когда поймал на зевке, засмеялся и захлопнул книгу.

— Будем считать, что Гаврила Державин тебе не подошел, — сказал он.

— Ну, почему, — возразила я, — про то, как с алмазной горы сыплется жемчуг и серебро, понравилось. Только так в жизни не бывает.

— Ладно, подождем пока ты научишься воспринимать образные выражения, а пока попробуем прозу. Слушай «Бедную Лизу» Карамзина.

Я не поняла, что это за Лиза Карамзина, но спорить не стала, уютно устроилась в уголке дивана и приготовилась терпеть культурную пытку.

Однако с первых же слов меня захватила эта грустная история. Мы с Лизой жили в разных местах, у нее была ласковая матушка, она была свободной, но судьбы у нас с ней оказалась чем-то похожа, и щемящее чувство жалости к бедной девушке, так сжало мне сердце, что слезы сами собой тихо покатились по щекам.

Алеша читал с чувством, не прерываясь и не поднимая глаз от страниц книги. Я слушала, тихо плакала и была ему благодарна, за то, что он не смеется надо мной, тоже сочувствует бедной Лизе и, кажется, понимает всю беспросветность неправильной любви, и тяжелой женской доли. Когда он кончил читать и закрыл книгу, я не заметила. Я все еще была там возле пруда с вместе бедной девушкой такой трогательной и несчастной.

Алеша молча смотрел на меня и даже не спросил, понравился ли мне рассказ. Видно, все понял без слов и теперь ждал, когда я успокоюсь.

— Милый, Алеша, — тихо сказала я, — спасибо тебе за все.

Он смутился и нежно, взял меня за руку. Не знаю почему, но мне так захотелось спрятаться на его груди, чувствовать его любящие губы, что я сама бросилась ему в объятия.

— Ну, что ты, Алечка, что ты, — шептал он, осыпая мое мокрое от слез лицо поцелуями. — Это ведь не взаправду, все это придумал писатель Карамзин! Лиза выплыла из пруда, осталась жива и потом вышла замуж за квартального надзирателя.

Я понимала, что он хочет меня утешить и впервые сама начала расстегивать его одежду. Мне так хотелось укрыться в его любви от всех бед и несчастий, что я не нашла никакого другого способа, быть совсем близко с ним, моим любимым и единственным.

Трегубов, весь остальной мир словно перестали существовать. Для меня, осталась только наша любовь.

Утром следующего дня я долго не могла проснуться. Это и не удивительно, мы очень поздно заснули. После чтения, Алеша был со мной так нежен и неистово ласков, что у меня ныло все тело. Он тоже не выспался, зевал и ругал дворовых, чем-то громыхавших возле наших дверей.

О Трегубове мы с ним больше не вспоминали. Вчерашний разговор с Василием Ивановичем наедине, казался мне теперь чем-то несущественным. Тем более что я ведь так и не позволила ему себя поцеловать и потому вины перед мужем не чувствовала.

— Ты еще полежишь или встанешь? — спросил меня Алеша, когда понял, что спать нам все равно не дадут.

— А как ты хочешь? — спросила я и приняла соблазнительную позу.

— Ну, ты даешь! — засмеялся он и начал расстегивать панталоны.

— Встаю, встаю! — испугалась я. — Мы, между прочим, вчера остались без ужина!

Когда я вышла в залу, там уже толпились все обитатели дома. Ночью из темной слышались крики, и никто не знал, как поступить, пойти проведать узников или дождаться пристава, за которым послали еще с вечера. Решили сначала позавтракать, а потом действовать по обстоятельствам.

Завтракали в завидовском доме по-барски. Лакеи разносили кофий в кувшинах и разливали его в большие кружки. Мне он совсем не понравился, я предпочла пить сливки, но Алеша с удовольствием выпил черную жижу, правда, потом сказал, что такой дряни еще никогда не пробовал.

Не успели мы позавтракать, как верхами приехали пристав и два урядника. Им рассказали о вчерашнем происшествии, и пристав пошел на поклон к Василию Ивановичу. Алеша в дела начальства не вмешивался и попытался заманить меня в наши покои. Однако я твердо сказала, что любви с меня на сегодня хватит. Он сделал вид что обиделся и вышел во двор, наблюдать как будут развиваться события. Я хотела пойти следом, но столкнулась с Марьей Ивановной и немного задержалась. Милая девушка спросила, здорова ли я.

— Вполне, — ответила я.

— У вас усталый вид, синяки под глазами и вы вчера не вышли к ужину, — объяснила она свое беспокойство.

— Ах, — ответила я, — весь вчерашний вечер я читала «Бедную Лизу» и плакала!

— Так вы тоже любите читать книги?! — обрадовалась Марья Ивановна. — Знаете, я тоже такая чувствительная!

Мы с ней как родственные души обсудили замечательную повесть, всплакнули над судьбой бедной утопленницы и только после этого пошли во двор, смотреть, как будут выводить преступников. Возле темной уже собралось много народа. Я подошла к мужу и встала рядом с ним и Иваном. Алеша зачем-то взял с собой саблю, а Иван пистолеты.

Кажется, мы с Марьей Ивановной поспели к самому интересному. Пристав с приготовленным к стрельбе пистолетом стоял перед открытыми дверями темной, а урядники застыли возле дверей. Он не спешил входить в вонючую темноту острога и крикнул Вошину, чтобы тот вышел сам. Бывший управляющий не послушался, что заставило пристава нахмурить брови, и он громко приказал урядникам вывести арестантов. Те отдали ему честь и исчезли за дверями.