Безумие толпы - Луиза Пенни

Гамаш посмотрел на свои часы: семнадцать минут первого. Он прикинул – она была мертва уже минут двадцать.

Порыв ветра налетел на него и понесся дальше, унося с собой дыхание Гамаша и немалую часть его телесного тепла.

Его лицо немело, руки дрожали, пока он медленно обводил камерой это место, записывая видео и свой комментарий. Он подозревал, что его слова были почти неразборчивы, потому что губы и щеки у него совсем застыли. Когда он наконец услышал хруст снега за спиной, его колотило так, что зуб на зуб на попадал.

– Patron.

Он почувствовал куртку на своих плечах и сильные руки, поднявшие его на ноги. Он трясся, не попадая руками в рукава, и Бовуар помог ему одеться. Гамаш сразу же почувствовал облегчение. Ветер и холод перестали терзать его плоть. Зима была изгнана из его костей.

Вместо тихого стона облегчения из его груди вырвался какой-то писк. Этот звук почти наверняка будет воспроизведен на открытом судебном заседании. Но Гамашу сейчас было все равно.

Бовуар натянул вязаную шапочку на уши Армана, потом сказал:

– Ну-ка дайте ваши руки.

Гамаш подчинился. Бовуар натянул термоизоляционные перчатки на руки тестя, уже начавшие оживать благодаря карманным обогревателям.

– Лучше?

Гамаш кивнул, а Бовуар опустился на колени, чтобы помочь ему переобуться.

– Non, non, это я могу сам, – запротестовал Гамаш.

Но Жан Ги уже застегивал сапоги тестя, подставив ему плечо для опоры.

Через минуту мир из студеного, кусачего, зверски холодного стал благодатно теплым.

– Merci, – пробормотал старший инспектор все еще ледяными губами.

Они вместе посмотрели на женщину, лежащую у их ног. Ни Гамаша, ни Бовуара не одолевали сомнения касательно личности убитой, хотя на этот счет не было сказано ни слова.

Все присущие Гамашу инстинкты, вся его человечность требовали, чтобы он перевернул Эбигейл Робинсон на спину. Было что-то гротесковое в том, что они оставляли ее лежать так – лицом в глубоком снегу.

– Криминалисты и коронер уже в пути, – сказал он Бовуару.

Снег пошел с новой силой, но с неба летели не крупные мягкие хлопья, а крохотные колючие иголки. Они проникали под одежду в малейшую щелку, забивались в любую складку.

Снег вокруг тела был вытоптан. Не Гамашем и Бовуаром. Они работали с осторожностью, хотя, конечно, не могли вовсе не оставить отпечатков.

Ребята и девчонки, бросившиеся к обнаруженному телу, ненамеренно затоптали все следы, которые могли бы стать уликами.

Полицейские находились в лесу в сотне ярдов от опушки, на лыжне, по которой обычно бегали любители пересеченной местности. Гамаш легко различал параллельные линии лыжни. Но близ тела она оказалась затоптанной. Да и свежие следы обуви быстро заносило снегом.

Фонарики телефонов создавали мир странных, призрачных форм, перемещающихся по лесу при движении лучей света.

– Огнестрельное оружие не использовалось, – сказал Бовуар. – Как давно это случилось?

Он не прикасался к телу, а потому не знал.

– Полагаю, смерть наступила перед самой полночью, – ответил Гамаш.

– А мы в это время были поглощены тем, что вели обратный отсчет секунд?

Гамаш в ответ согласно хмыкнул.

Бовуар огляделся. Убийство произошло в месте, которое просматривалось из обержа. В окнах гостиной он видел рождественскую елку, яркую и веселую. Видел Анни и остальных – они сидели близ камина.

Праздник закончился.

* * *

Доктор Харрис поднялась на ноги и дала знак старшему криминалисту – можно перевернуть тело.

Они стояли в специальной палатке, поставленной на месте преступления, чтобы сохранить улики и приватность.

Шарон Харрис отступила от трупа и встала между старшим инспектором Гамашем и инспектором Бовуаром. Обоих полицейских Sûreté она хорошо знала по прошлым расследованиям. Харрис приехала на срочный вызов, не успев переодеться, – под длинным зимним пальто на ней было праздничное платье.

– Bonne année, – пробормотала она Гамашу, когда он поздоровался с ней.

Бригада техников быстро приступила к рутинной работе и установила осветительное оборудование. Термосы с кофе были расставлены прямо на снегу – для тех агентов, кому не повезло в эту ночь оказаться на дежурстве.

Ветер и снег бились в стенки палатки, и агентам приходилось разговаривать, повысив голос, чтобы коллеги слышали их. Впрочем, говорили они мало – только по делу. Гамаш крепко вбил в голову каждого из них, что к месту преступления нужно относиться почти как к святыне.

Он прекрасно понимал, что шутка – это способ преодолеть психологическую травму и стресс. Но для этого были и другие, более эффективные и удобные методы.

Чтобы помочь своим сотрудникам справиться с ужасом, который могла вызвать даже штатная ситуация, Гамаш пригласил на работу психолога и сообщил всем, что сам он как минимум раз в месяц, а то и чаще будет ходить к нему на приватные сеансы.

И большинство агентов пусть не сразу, постепенно, но все же последовали его примеру.

А теперь он наблюдал, как переворачивают бездыханное тело Эбигейл Робинсон.

Он некоторое время смотрел на нее. Потом перевел взгляд на Жана Ги. Тот тоже не сводил глаз с трупа.

– Секундочку, пожалуйста. – Гамаш сделал шаг вперед и наклонился над телом, потом взглянул на Жана Ги Бовуара.

Они оба были удивлены. Но, вероятно, все же не в такой степени, как Дебби Шнайдер.

Когда доктор Харрис закончила предварительное обследование тела, Бовуар указал на выход.

– Это обязательно? – спросила доктор Харрис.

И все же она вслед за полицейскими покинула палатку, приготовившись к встрече со стихией. Хотя они знали, что непогода разыгралась не на шутку, от ветра и метели у них тут же перехватило дыхание. Холод и снег проникли в горло, обожгли легкие.

Несколько мгновений они не могли дышать, потом все трое закашлялись, пытаясь изгнать ледяной воздух из дыхательных путей.

– Merde[69], Арман, – выдохнула доктор Харрис. – Вы такой умелец вовремя находить трупы.

– Это не мой выбор, – прохрипел он.

Они стояли тесной группкой, как снежные дьяволы, вокруг которых носились колючие вихри.

– Что вы можете нам сообщить? – Слова Гамаша, казалось, превращались в пар, тут же замерзавший на его подбородке и щеках, которые успели покрыться щетиной.

Троица с каждой минутой все больше напоминала участников экспедиции Скотта к Южному полюсу. А то путешествие плохо кончилось.

– Мы можем войти внутрь? – Доктор Харрис с трудом перекрикивала вой ветра. – Говорить здесь слишком холодно.

Бовуар подозвал одного из агентов:

– Пойдем с нами. Будешь делать записи.

– В палатке, сэр? – спросила она.

В этот момент возвращение в палатку было лучше, чем выигрыш в «Лото-Квебек».

– Да, в палатке, – ответил инспектор Бовуар, и, если бы