Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов

С первых дней пребывания в России сначала в качестве невесты престолонаследника, а потом почти сразу же – жены царя, Аликс, крещеная в Александру Федоровну, ощутила собственную ответственность за решения, принимаемые ее неопытным супругом. «Я чувствую, что все, кто окружает моего мужа, неискренни, и никто не исполняет своего долга ради долга и ради России. Все служат ему из-за карьеры и личной выгоды, и я мучаюсь и плачу целыми днями, так как чувствую, что мой муж очень молод и неопытен, чем все пользуются»[260]– писала она в одном из писем в Германию в 1894 году.

Положение действительно было сложным, поскольку Николай II в это время, повторяем, почти совершенно не разбирался в политике и государственном управлении – в предшествующие годы у него были иные интересы. Казалось бы, при таких обстоятельствах, нужно, насколько это возможно, быстро и целенаправленно учиться, чтобы хоть как-то восполнить безвозвратно утраченные четверть века жизни. Но такой подход был совершенно недоступен для истинного троглодита, каковым оказалась супруга царя, заботливо припасенная ему ее старшей сестрой.

Трудно не согласиться с мнением современного российского историка А.Н.Боханова, десяток лет назад еще способного к критическим высказываниям в адрес российских августейших особ: «Воля Монарха есть воля России. В этом у Александры Федоровны сомнений не было. Власть ее обожаемого мужа опирается на Божественное Проведение и перед ней все должны были склонять головы и трепетать, а деяния его не подлежат обсуждению простых смертных. Трудно сказать, из каких источников она получала эти представления, но уже к моменту воцарения Алиса-Александра была убежденной сторонницей данной истины, и на этой позиции оставалась всегда. „Не позволяй другим быть первым и обходить тебя“. „Выяви Свою волю и не позволяй другим забывать кто Ты“ – вписала она в дневник Николая уже в 1894 году»[261].

Стремление царицы к тому, чтобы держаться гордо, независимо и властно, которое она старалась передать и своему супругу, совершенно не соответствовало ни сложившейся ситуации, ни действительно объективным проблемам молодой царской четы, но это, очевидно, выходило за границы ее понимания. Ведь Николай II («Хозяин Земли Русской», как он поименовал сам себя в анкете всероссийской переписи населения) был не каким-то захудалым германским князьком, все заботы которого поневоле могли ограничиваться внушением к себе безусловной внешней почтительности подданных, а главой величайшей державы, управление которой всегда было задачей нелегкой (если не сказать – неразрешимой) даже для самых одаренных из российских правителей. Коль скоро Николай претендовал не только на формальную, но и на фактическую первую роль в управлении государством, то его авторитет должен был создаваться не только внешними эффектами и поведением подыгрывающей ему свиты (как в театре!), но и обоснованностью его политических решений и твердостью воли в их осуществлении – и тут никакое надувание щек помочь царю не могло.

С другой стороны, Николай с ранних лет умел маскировать свою неуверенность и умственную ограниченность подчеркнуто доброжелательным отношением к окружающим, неизменно вызывавшим ответную реакцию: всем сразу хотелось и помочь, и услужить ему. И для подчинения окружающих Николаю вовсе не обязательно было вести себя подобно Петру Великому или Ивану Грозному: «Я не знаю таких людей, которые будучи первый раз представлены Государю, не были бы им очарованы; он очаровывает как своею сердечной манерою, обхождением, так и в особенности и своею удивительною воспитанностью, ибо мне в жизни не приходилось встречать по манере человека более воспитанного, нежели наш Император»[262], – писал С.Ю.Витте – один из злейших недоброжелателей Николая II.

К чести императора, он сохранил подобный стиль поведения до конца дней, но чем позднее, тем более это становилось все более внешней маской: невозможно было не поддаваться влиянию жены, для которой весь мир состоял почти исключительно из одних врагов! Извиняемся за грубость, но таким людям, как последняя русская царица, подобало место не на троне, а в клинике для тяжелых невротиков – в чем нисколько не сомневалось большинство ее подданных, достаточно с ней знакомых, хотя последние (в силу специфики тогдашнего мышления) больше мечтали о заключении царицы в монастырь!

С самого начала Александра Федоровна применяла к супругу вреднейшую психотерапию – ничего более конкретного, кроме отчуждения с окружающими, молодая неопытная царица сама посоветовать ему еще не могла. Но к 1900 году результаты такого воздействия стали уже очевидны для внимательных наблюдателей. Издатель и редактор «Нового времени» А.С.Суворин зафиксировал в дневнике такую характеристику царя: «Образованный, судит об отдельных фактах здраво, но связи в фактах и событиях совсем не видит. Самолюбие большое и уверенность, что он все может, потому что самодержавен. Любит блеснуть фразами»[263].

Что касается самой Александры Федоровны, то она с первых дней вполне целенаправленно реализовывала собственную установку, при встрече с каждой придворной дамой почти что ноккаутирующим ударом выбрасывая к ее носу свою правую руку – чтобы целовала! Пустяк, казалось бы, но ведь как действовал!

Мария Федоровна, жена Александра III и мать Николая II, хотя и обладала целым рядом недостатков (увлекалась сплетнями, была равнодушна к воспитанию собственных детей, боролась с новой женой своего свекра, ненавидела Германию и т.д.), но в целом была вполне контактной, уверенной в себе и внешне доброжелательной женщиной – заведомо первой среди придворных дам, но подчеркнуто ровной и равной в отношениях с ними, что не вызывало ни малейшего неуважения к ней. Контраст с молодой царицей был впечатляющим, и последняя быстро и навсегда очутилась в психологическом и духовном вакууме, на что она ответила еще большей самоизоляцией от остальных.

«Чувствуя нерасположение к себе, государыня Александра Федоровна невольно стала удаляться от строгих критиков, не будучи в состоянии лицемерить и любезно принимать у себя тех, кто заочно ее осуждал. Получился какой-то заколдованный круг, который с годами все увеличивался»[264], – отмечал генерал В.Н.Воейков, последний дворцовый комендант.

Расхожее мнение, что государыня не любит Россию, было далеко от истины (что она вообще знала о России?!), тем более, что нет весомых оснований отождествлять с Россией царских придворных. Но ведь ни с кем другими царица в России и вовсе не общалась, пока не встретилась – к счастью или к несчастью – с Григорием Распутиным, который и воплощал собой, казалось бы, весь русский народ! Но ведь как-то объяснять себе и другим это постоянное нелепое и непреодолимое отчуждение придворные все-таки были должны!..