Герцог Бекингем - Серж Арденн

Нравы человека, изменяющиеся со временем, зависят от множества обстоятельств, событий, фактов и мелочей, формирующих характер, и образовывающих натуру. К коварству, подлости и алчности, присущих Жану-Луи с юношеских лет, добавились злоба и изощренность мстителя, не допускающих прощения и жалости. Его терпение, тщательность и последовательность, с которой он выбирал время и орудие мести, вызывают восхищение. Д'Эпернон как ярый поборник католицизма, не просчитался, выбрав в союзники самых заклятых ревнителей Веры – орден братьев иезуитов, и молодую жену Гериха Наваррского – тосканскую принцессу, флорентийку Марию Медичи, ненавидевшую «Беарнца» за его любовные похождения, многочисленных фавориток, внебрачных детей, что делало её посмешищем Двора, и не сочеталось со строгими папистскими устоями. Было и ещё одно обстоятельство, которым не преминул воспользоваться дальновидный д’Эпернон. Дело в том, что кальвинистское прошлое первого Бурбона, не давало покоя многим влиятельным особам того времени. Никто из высшего дворянства не желал видеть на троне короля-гугенота, и это позволило герцогу, создать и возглавить так называемую «испанскую партию» – куда впоследствии вошли и заняли главенствующие позиции, наполовину испанка Мария Медичи, и испанская принцесса Анна Австрийская, – задачей которой являлось сближение Франции с «братской», правоверно-католической Испанией, что становилось возможным лишь при условии смещения с престола Генриха Бурбона, до последнего вздоха, остававшегося в душе протестантом.

И вот день расплаты настал – 14 мая 1610 года, на улице Медников, религиозный фанатик Франсуа Равильяк, нанес три удара ножом выдающемуся монарху и политику, уничтожив тем самым притязания французской короны на величие. Останки Генриха навечно упокоили в базилике Сен-Дени, оставив в память потомкам лишь бронзовую статую, взирающую на город с Нового моста. План удался, слава Франции была повержена и растоптана, а значит дорога к пирамиде власти открыта. На протяжении нескольких лет после гибели Генриха IV, д’Эпернон стал одним из самых могущественных людей Франции, главным союзником Марии Медичи и командующим королевской пехотой. Его ненасытная жадность заискрилась в новом блеске, вознеся герцога до высочайших вершин могущества. В те годы д’Эпернон заставил парижский парламент признать регентшей Марию Медичи, и некоторое время пользовался её исключительным доверием, оказывая влияние на всё, что происходило в королевстве. Не соединяя свои личные интересы с интересами государства, он быстро обогатился и приобрел могущество, при помощи которого заставлял подчиняться своей воле. Его младший сын, Луи де Ногаре де Лавалетт, воспитанный иезуитами, получил достоинство кардинала, а многие родственники выгодные синекуры5.

Но благосклонность монархов изменчива, и вот уже расположение вдовствующей королевы заслужил другой, не менее деятельный прохвост и временщик, флорентиец Кончино Кончини. Этот итальянский авантюрист, став фаворитом и любовником Марии Медичи, выхлопотал у неё титулы графа де Ла Пенна и маркиза д’Анкра, постов губернатора Амьена и маршала Франции. Именно он добился отставки д’Эпернона, после чего сделался самым влиятельным человеком в королевстве. Сей синьор, сын флорентийского нотариуса, состоял в свите будущей жены французского монарха и сопровождал принцессу Марию Медичи из Тосканы во Францию, где женился на её молочной сестре, Леоноре Дори Галигаи, посредством которой и сблизился с королевой. Супруги Кончини добились, от королевы-регентши всего чего хотели, но своим властолюбием вскоре вооружили против себя вельмож во главе с принцем Конде, кузеном убитого Генриха, а разными злоупотреблениями сделались ненавистными народу. Но главный их просчет в том, что они сумели, возбудить против себя враждебные чувства и в молодом короле Людовике XIII, к которому относились с пренебрежением. С ведома Его Величества самый близкий к юному монарху человек, Шарль д'Альбер6, устроил заговор против Кончини. Когда утром 24 апреля 1617 года маршал д’Анкр в сопровождении 50—60 лиц вошел в Лувр, гвардейский капитан де Витри убил его, выстрелив из пистолета.

Могущественный маршал был застрелен7, а его труп, толпа извлекла из могилы и растерзала прямо перед памятником Генриху Наваррскому. После устранения всех врагов, место на престоле, по праву занял молодой Людовик XIII Бурбон.

Но д’Эпернон не унимался, он как будто не понимал, что всё изменилось не в его пользу, а Франция стала уже совсем другой. Надменность и самоуправство пожилого временщика заставили Людовика XIII в 1618 году изгнать герцога в Эльзас, город Мец, и неизвестно чем бы всё закончилось, не возьмись за дело, кардинал де Лаваллет. Он вымолил у короля прощение для отца, а вслед за тем освободил Марию Медичи из Блуа, куда она была сослана после казни Кончини, устроив её примирение с венценосным сыном. Таким образом, и королева мать и её верный сторонник утонченный куртизан, семидесятилетний герцог д’Эпернон, вновь оказались в Париже, в центре внимания и в гуще политических интриг, объединив усилия, против старых и новых врагов.

Де Тревиль и д’Эпернон, словно добрые друзья, вошли в гостиную, где их ожидал король. В миг кода вельможи замерли в почтительных поклонах, из угла комнаты, послышался голос л'Анжели:

– Как странно наблюдать союз Гектора8 с Танталом9, явившихся для умерщвления духа и плоти несчастного слуги Божьего. Не проглядите Ахилла10, месье де Тревиль, он может прятаться где-то здесь, в складках ткани…»

Руки л'Анжели, начали судорожно перебирать изгибы бежевого бархата, как вдруг он остановился и поднял голову будто учуявший опасность барсук.

… нет это не здесь, следует искать укрывшегося в алом атласе.

Взгляды напыщенных аристократов пронзили кривляющегося шута, вырвавшись недовольством из уст Д'Эпернона:

– Это возмутительно Сир, шуту не место среди людей свиты короля!

– Простите месье …

Шут вскочил с кресла и приблизился к герцогу, при этом несколько раз забавно и намеренно неуклюже падая на спину.

– …тому, кто имеет право не вставать в присутствии Его Величества и безнаказанно высмеивать любого из вас, действительно нечего делать в рядах гвардии охраняющей ночной горшок монарха.

Король воззрился на герцога, испытывая потребность молчать, так как с трудом боролся с приступом смеха. Театральная пауза зависла, но в этот момент дверь растворилась, и послышался преисполненный торжественности голос дворецкого:

– Его Высокопреосвященство, кардинал де Ришелье.

Мягкими, беззвучными, словно кот, шагами, министр вошел в зал. Поклонившись королю, он сдержанно кивнул вельможам. Тревиль, при появлении «Красного герцога» вытянулся, приняв горделивую позу, положил руку на эфес. Д'Эпернон же, старомодный костюм которого сверкал множеством крупных жемчужин, нервно затеребил накрахмаленные брыжи.

Тревиль и Ришелье были почти ровесниками, а подобное обстоятельство, как известно, частенько толкает людей либо к необоснованной симпатии, либо к необъяснимой неприязни, как одно, так и другое весьма непостижимо, порой, даже неожиданно, но установившись, оказывает огромное влияние на продолжение отношений. Эти двое, не просто не испытывали благосклонности, они ненавидели друг друга.