Званый ужин - Анна Дэвис

— И как мы не поняли? — Похоже, Пластилин обращался к деревьям. — Как не увидели, что тебе плохо? Это же было очевидно, а для Алекса и Тильды вдвойне очевидно! Люди не ведут себя так странно… До нас должно было дойти.

— Дойти? — переспросила Клэрри. (Уош-ши?)

— Неважно, детка.

— А что они делают?

— Алекс с Тильдой? И все остальные?

— Угу.

— Ну… Им тоже нелегко, сама понимаешь. Осознать такое… Алекс, кажется, пытался дозвониться к вам домой. По-моему, надеялся, что Моррис снимет трубку.

— Морриса нет.

— Знаю, знаю, но Алекс хочет убедиться. Его можно понять — родной брат все-таки. Ну а остальные… Тильда, кажется, вне себя. Очень расстроилась. Кто-то убирается в столовой. Моя жена вроде бы прилегла. Она сегодня перебрала, если помнишь.

Через дом или два во дворе залаяла собака. Басистое «гав» подхватило чье-то возмущенное тявканье, потом далекий вой.

— Моррис любил собак, — печально сказала Клэрри. — У вас есть собака?

— Нет. У Кристины на них аллергия.

Собачья перекличка стихла. Пластилин по-прежнему что-то выискивал взглядом в ночном небе, словно не мог заставить себя посмотреть Клэрри в лицо. Возможно, так оно и было. Возможно, слишком велик был стыд за своего собрата по полу.

— Вы любите свою жену? — спросила Клэрри.

— А? — Он все же развернулся к ней. — Да. Конечно, люблю. Не очень-то с ней просто, но мы вместе уже много лет. Она знает меня лучше, чем кто-то еще. Я ей никогда не изменял, что бы там она себе ни думала. Я бы просто не смог ее предать.

— А меня только Моррис и знал, — сказала Клэрри. — И бросил… совсем одну.

— Зачем мы здесь? — спросила Клэрри, когда Моррис принес две чашки чая из шиповника, поставил на столик и сел.

— Что ты имеешь в виду, Клэрри? Зачем мы здесь — на этой планете? В этой стране? Где — здесь? — Он был зол и очень напряжен. — К чему эти вечные недомолвки?

Клэрри потянулась за чашкой.

— Зачем ты привел меня сюда?

Зажмурившись, Моррис, похоже, считал про себя до десяти. Нехороший знак, решила Клэрри. Может, самое время спрятаться за какой-нибудь скульптурой?

Когда Моррис открыл глаза, в них стоял холод.

— Во-первых, я хочу посмотреть выставку чехов. А во-вторых… — Он кипел от возмущения. — А ты сама не догадываешься?

— О чем? Это игра такая?

— Мы здесь познакомились. Мы познакомились здесь, Клэрри!

— Мне здесь не нравится, — сказала она. — На полу сидеть не разрешают.

Моррис ухватил ее запястья с такой внезапностью и силой, что у Клэрри прервалось дыхание.

— Дорогая, — сказал он, не ослабляя хватки, — я пытаюсь вспомнить свои чувства, когда мы с тобой встретились. Знаешь, ты словно наполнила меня солнечным светом… — Моррис выпустил руки Клэрри. — Мне так нужно сейчас хоть немного солнца.

— Тебе нужно солнце? — Клэрри была озадачена. Она пошевелила руками, проверяя, целы ли запястья.

— Да.

Клэрри огляделась. Чужие люди, серые люди. Пьют кофе, едят пирожные. Старик не может прожевать корку; женщина с чернотой под глазами и впалыми щеками, уткнувшись в газету, машинально отщипывает и сует в рот кусочки морковного пирога. Тощий прыщавый юнец гасит окурок в остатках своего кофе.

— Здесь солнца нет, — сказала Клэрри. — Пойдем на выставку?

Тильда плохо справлялась с гнетом собственных горестей, но, оказывается, могла взять себя в руки и быть крайне полезной, если рядом страдал кто-то другой. Она почти видела, как горе сгущается в Алексе, растет и выплескивается наружу, окружая его кровавой аурой. Тильда смотрела, как Алекс вновь и вновь набирает номер Морриса, ошибается и набирает снова; отмечала дрожь и пальцев, стискивающих трубку, и голоса, повторяющего: «Ну ответь же, черт возьми. Ответь!» И с каждой секундой Тильда отдалялась от Алекса, словно наблюдала за ним из окна набирающего скорость поезда.

Надеюсь, он действительно умер, подумала она. Краска вины тут же обожгла шею и щеки. Какого черта… в конце концов, мы не отвечаем за свои тайные мысли. Они являются без спросу. А значит, она вправе чувствовать что угодно — лишь бы не делилась этими чувствами с Алексом.

Какой смысл притворяться, что жалеешь о смерти человека, который тебе никогда не нравился? Уж теперь-то она может быть честной хотя бы с самой собой. Абсолютно честной, какой никогда не была при жизни Морриса. Избавиться от него навсегда — все равно что бородавку извести: поначалу очень больно, зато, когда заживет, перестанет цепляться за все и кровоточить.

Тильда старалась полюбить Морриса. Очень старалась — особенно поначалу, когда только-только познакомилась с семьей Алекса и хотела понравиться. В то время она слишком нервничала, чтобы разобраться в своих чувствах к будущим родственникам, и прошло года два после свадьбы, прежде чем она полностью осознала, до чего это неприятная семейка. Говорят же — «родителей не выбирают». Что правда, то правда. Тем более — родителей мужа. Если с собственной семьей ты растешь, взрослеешь, привыкаешь к ним, учишься терпеть недостатки и ценить достоинства, то родственников в браке тебе навязывают в комплекте со свидетельством — нежеланных, неведомых. Отец Алекса — насквозь прокуренный, прихрамывающий старик, все интересы которого сводятся к автомобильной рухляди, а мать целыми днями торчит у окна древней, провонявшей котами и тухлятиной кухни и любуется на гигантскую, загаженную птицами кормушку.

Слава богу, Алекса их общество радовало не больше, чем Тильду. Со временем сложилась традиция гостить у старых Стоунов раз в году, не дольше трех дней, и принимать их у себя дважды в год, максимум по неделе. Кстати, о Стоунах… Кто-то ведь должен сообщить им о Моррисе. Впрочем, новость вполне подождет и до утра, когда Алекс немного придет в себя.

Визиты к свекру со свекровью Тильда постепенно приняла как нудную, но неизбежную повинность, как неминуемую зимнюю простуду. Моррис же — совсем другое дело. Старший брат был нужен Алексу. Как-то туманно, но нужен. Будучи единственным ребенком в семье, Тильда могла лишь догадываться о сути этой привязанности.

Встречи с Моррисом изводили Тильду непредсказуемостью — она никогда не знала, как очередная встреча с братом подействует на Алекса. Ей случалось беспомощно наблюдать, как братья сталкиваются лбами после обидной реплики. Приходилось любоваться и сценами братской любви, пьяных объятий, слезливых поцелуев. Навестив брата в Ньюкасле, Алекс возвращался либо в ореоле невыносимого самодовольства, либо отвратного самобичевания — среднее случалось редко. Если что и изменилось с женитьбой Морриса на Клэрри, то лишь в худшую сторону. Алекс был убежден, что Моррис женился исключительно из жажды высмеять саму идею брака, поиздеваться над тем образом жизни, что был так дорог самому Алексу. Разумеется, Тильда сделала попытку принять Клэрри «в лоно семьи», но то был не более чем жест доброй воли. Тильде хватило одного взгляда на будущую невестку, чтобы понять — они из разных галактик. Алекс, на ее счастье, в кои-то веки принял сторону жены. Отъезду Морриса и Клэрри в Италию все только обрадовались. Даже Алекс. (Ох, если бы не Индиго… нет, Тильда, об этом не надо.) Но теперь, со смертью Морриса, все наладится. Да. Так и произойдет. Морриса нет.