Дороги скорби - Павел Серяков

Хаган глядел на своего противника, и ярость закипала в его крови. Теперь их осталось трое. Они бы с легкостью задавили этого человека, но им не удавалось, и это приводило их в бешенство. Обращенный Хаган ринулся в бой, а оставшиеся мыши последовали за ним. Занеся меч над головой, он совершил выпад, повторяя стремительное движение, увиденное им в том переулке, когда Лукаш исшил его живот холодной сталью. Это он тоже помнил. Мышь считала, что Иво не сможет прочитать движений, но Иво смог. Не дав себя обмануть, Гончая нанес удар на опережение, и клинок вспорол воздух над головой Хагана. Псарь отсек уродцу ухо и, отступая вверх по узкой лестнице, обрушил на противника град ударов. Ослепленные яростью шуты лишились тактического преимущества. Конечно, Иво обо всем этом не думал, просто делал, как делается. Просто делал то, что умеет лучше всего.

Кровь стекала по шутовскому костюму, языки бубенцов отбивали траурный марш, а Хаган, выронив меч, кубарем покатился с лестницы. Предпринял попытку подняться, но тщетно. Что-то сковывало его движения, причиняя острую боль. Обращенный взвыл и, схватив рукоять сидящего в плече клинка Трефов, вырвал оружие и с яростью отшвырнул в сторону.

— Возвращайся в Яму, бесполезная падаль, — прозвучал в голове голос Кухара, и Хаган побрел к выходу, пачкая и без того грязный пол уже собственной кровью. Двое оставшихся продолжили биться. Ломая на своем пути мебель, крича от боли и обиды, Хаган выбрался из лавки. Раскат грома. Улицу озарила вспышка. Хаган увидел, как его товарищ, будучи не в силах освободиться из капкана, грызет собственную ногу. Хруст плоти, чавканье и рык. Раскат грома — и за ним в сторону подворотни поползла одноногая тварь. Хаган знал, что его приятель не сможет вернуться в Яму. Кухар калек не принимает, а его ожидает наказание. Он не оправдал доверия и теперь поплатится за это. Хагану стало жаль калеку, и он решил прекратить мучения подчиненного. События той ночи будут долго обсуждаться среди горожан. Услышав шум и гам, доносящийся из лавки мясника, люди подходили к окнам, становясь свидетелями той страшной картины.

Псарь не сдавался. Терял кровь, надежду. Хрипел, но продолжал биться. Противники медленно поднимались по лестнице, нанося удар за ударом, парировать которые, лишившись меча и отмахиваясь ножом, было невозможно.

Перехватив нож, взяв его за острие, наемник отскочил назад, метнул оружие, и оно с хрустом вошло в череп шута. Звон бубенцов, грохот упавшего на пол тела. «Эти берут силой, но не умением, — понял он. — Сбежавшая тварь сражалась куда искуснее». Тем временем остался лишь один противник. Резня окончательно перешла на второй этаж, и, находясь в узком коридоре, Иво имел больше шансов на выживание. Выхватив из скрытых под поясом ножен свой кривой, убийственной остроты нож, Гончая принял боевую стойку, прикидывая, как будет парировать удар. Понял, что придется туго. Понял, что заносит нож в свой последний раз.

Шут зарычал. Он тоже понимал, что имеет все шансы на победу.

Скрип двери, за которым последовал испуганный крик. Вниманием шута безоговорочно завладел помощник коронера, мышь бросилась в комнату, забыв про Псаря или же отложив его убийство напоследок.

— Иво! — прокричал Дирк. — Иво, помоги!

— Какого ляда?! — произнес наемник и побежал в комнату, служившую прежде убежищем для молодого человека. — Дирк…

Псарь был готов ко всему, но вразрез ожиданиям услыхал исполненный болью визг. Визжал, к его великому удивлению, не его товарищ.

— Иво, быстрее! — вновь прокричал Дирк. — Я не смогу его удержать!

Псарь ввалился в комнату, выставив перед собой нож, но, увидев валяющееся на полу ведро и клубы пара, смекнул, что к чему.

— А ты опасен, — буркнул он и бросился на мышь, наряженную в шутовские одежды. — Веревку! — прорычал он. — Курвин сын, да не брыкайся!

Дирк ошпарил чудовищу морду, и ослепленная тварь, громя помещение, выла от боли, а когда Псарь велел своему товарищу резать зверю сухожилия, закричала уже от страха.

— Не обещаю, что открою для тебя нечто новое, — Иво сплюнул кровь. — Но удивить постараюсь.

Ночь для слуги Кухара лишь начиналась.

Утро началось для Марка с визита человека, один лишь звук имени которого приводил градоправителя в ярость. Шебет не стучал в дверь, попросту не имея такой привычки. Бандит разбудил его, бесцеремонно пнув изголовье кровати. Открыв глаза, Марк тут же услышал резкий запах уксуса, а уже после увидел Шебета, его людей в коридоре и бочку посреди его опочивальни.

— Как ты попал сюда?

— Пришел, — развел руками бандит. — Как люди обычно попадают в дома? Через дверь, само собой.

Кто-то из людей Шебета прыснул.

— Охрана! — взвыл Марк, хватаясь за первое, что попало под руку. Сжимая в руке канделябр, он прокричал вновь: — Охрана!

— Твои защитнички не придут. Уж прости, я отправил их подышать воздухом, — Маркус криво ухмыльнулся и сел на прикроватный столик, скинув на пол все, что не было к столику прибито. — Я пришел от твоего дружка из Псарни.

— От Иво? — удивился Марк.

Бандит обратил внимание на то, что бургомистр пытается прикрыться одеялом. «Точно, как баба», — подумал Шебет, а вслух сказал:

— Я принес тебе подарочек. От себя, от него да от всех нас. Псарь сказал, что ты порадуешься, увидев, что мы тебе принесли.

— Подарок? Вы издеваетесь?!

Маркус указал на бочку:

— Здесь головы тех, кто расхищал городские склады. На твоем месте я бы… Ну, не знаю… А нет, знаю. Ты можешь высечь меня из камня. Чудесный был бы памятник.

Бургомистр обернулся одеялом и под пристальными взглядами бандитов встал с постели.

— Посмотрим… — выдохнул он. — Можешь проваливать.

Шебет одернул жилет и откланялся, почтительным тоном добавив:

— Ваша милость, там Псарь резню учинил. Я бы на вашем месте всенепременно заглянул. Уж больно кроваво…

Шебет покинул комнату. Марк снял с бочки крышку и покачал головой:

— Лихо.

Городская стража уже перекрыла улицу. Пасмурное утреннее небо, робкое перешептывание горожан. Много людей вышло поглазеть на последствия псарской работы, и бургомистр согласился с Шебетом, подумав: «Действительно ведь кроваво».

— Марк! — поприветствовал его Дачс Богослов, представитель епархии Гнездовья. — Рад, что ты пришел, брат. Погляди, что учинил твой демон. Погляди, кого ты впустил в наш мирный город.

Он прошел через стражников и увидел облаченного в рясу старика, стоящего пред медвежьим капканом, зубья коего до сих пор вгрызались в человеческую ногу, оторванную чуть выше щиколотки.

— Погляди, кого ты впустил в наш богобоязненный город! Братья, сестры! — старик развел руками. — Уже ли нам, пережившим злодеяния и бесчинства Трефов, терпеть новое пришествие зла?!