Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

Глаза зеленые – эка невидаль!

Волосы рыжие – да кого же сегодня удивишь рыжими волосами!

Кожа рук нежная – да у кого, простите, она в таком возрасте может быть грубая? У прачки какой-нибудь из прошлого века или у дачницы, всю свою сознательную жизнь посвятившей выращиванию ремонтантных сортов клубники?

Так ведь Алла Корнеева – не прачка из прошлого века и не дачница. И что это за слово такое, кстати, «ремонтантных», откуда он его взял и что оно значит?!

«Дурак». В который раз за последние сутки Тихон поставил себе диагноз, встал из-за стола и потянулся за сигаретной пачкой.

– Много куришь, – заметил Толик, поднося приятелю зажигалку.

Минут через двадцать он ушел, на прощание объяснив Тихону, что ремонтантные сорта клубники – это те, которые плодоносят два раза в год.

– Сперва в начале июня, а потом в августе. Бабка моя Авдотья, царство ей небесное, очень сильно этой самой клубникой увлекалась. Ну, будь здоров, Тихон Андреич. Еще бы посидел у тебя, да обещал Лидию по магазинам свозить. Ей там какое-то новое платье вечернее срочно понадобилось, а сама она за руль сесть боится.

Вяло посочувствовав приятелю, Тихон закрыл за ним дверь и пошел на кухню мыть посуду.

В раковине до сих пор лежали тарелки с остатками цыпленка, изо всех сил напоминая Тихону о дне вчерашнем. Тихон загрузил их в посудомоечную машину в первую очередь – с глаз долой. Но пришлось признать, что легче от этого не стало.

Юлька все спала, Анна Федоровна почему-то занималась уборкой квартиры, хотя он ее об этом и не просил, и Тихон как-то совсем заскучал. Включил было телевизор, отыскав на спортивном канале боксерский матч, но тут же подоспевшая тетя Аня проворно выхватила пульт у него из рук и зашипела:

– Совсем с ума сошел. Телевизор смотреть вздумал. Ребенка разбудишь!

– Да она крепко спит, – попытался сопротивляться Тихон. – От телевизора не проснется, теть Ань, я же знаю…

– Нечего! – Возражения не принимались. – Лучше сходи в магазин, питание купи Юленьке. У нее пачка последняя с молочной смесью на исходе. И памперсы заканчиваются. Еще штуки три или четыре в упаковке осталось, и все. Охота мне, думаешь, в мои семьдесят лет пеленки настирывать?

– Хорошо, – Тихон безропотно согласился, – схожу в магазин.

Тетя Аня хоть и изображала из себя сварливую старушенцию, но на самом деле была ужасно доброй и о Юльке беспокоилась искренне, как будто та была ее родной внучкой. Или правнучкой, не важно. И Тихон был благодарен ей за заботу о Юльке и даже за это ворчание, потому что оно удивительным образом придавало жизни какой-то домашний уют, ощущение счастливого, почти семейного, спокойствия и счастья… И сама тетя Аня прекрасно все это сознавала, потому и ворчала на него, зная, какой волшебный эффект производит ее ворчание.

Уходя, он легонько приобнял Анну Федоровну и даже поцеловал ее в безупречно русую, без проседи, макушку. Отчего та несказанно смутилась, сердито замахала на Тихона руками и сообщила, что он «совсем сошел с ума».

Он и сам, надо признаться, не очень-то и понял, как вообще здесь оказался.

Вроде бы ехал себе мирно, до поры до времени никуда не сворачивая, а предполагая свернуть только на Лобачевского, чтобы потом доехать до «Детского мира» на проспекте Вернадского. Он больше никуда и не собирался, кроме этого «Детского мира», которому теперь, начиная с сегодняшнего дня, суждено было стать самым любимым его магазином. Тихон смутно помнил, что там, на втором этаже, продавали целую кучу совершенно восхитительного детского барахла типа нарядных ползунков и ползунков на каждый день, распашонок тонких и теплых, слюнявчиков и даже платьев на полугодовалых детей.

Помнится, продавщица тогда его очень сильно уговаривала купить платье.

А он от продавщицы отбивался, как от назойливой мухи, искренне не понимая, зачем должен тратить деньги на такую дурь.

Платье, это ж с ума сойти можно! Ну ладно еще штаны да рубахи, но платье-то?! Куда ребенок в нем ходить-то будет? Да и это еще вопрос, ходят ли дети в полгода. Тихон смутно подозревал, что еще не ходят. Ну разве что какие-нибудь особенно одаренные дети, но такие у простых родителей вроде Тихона и Натальи не рождаются. И что же, значит, она в этом платье лежать будет? И зачем оно ей? И какая ей разница, лежать в платье или в штанах? В штанах вообще все делать гораздо удобнее, и лежать в том числе…

Так рассуждал Тихон полтора месяца назад, долго возмущаясь настойчивости продавщицы.

Теперь же он только и мечтал об этом платье.

Время быстро идет, четыре месяца пройдут незаметно, и вот исполнится Юльке полгода, и нарядит он ее в это прекрасное платье с пышными оборками, и будет у него Юлька настоящей принцессой. Красота!

Тихон крутил руль, следил за дорогой, мечтал о платье для Юльки и собирался в «Детский мир».

А потому очень удивился, обнаружив, что припарковывает машину в каком-то незнакомом тесном дворике, напротив старенького пятиэтажного дома, у которого кирпичи когда-то были белыми, а теперь от времени приобрели желто-серый оттенок. Окошки в ряд – маленькие, как в избушке, умытые дождем и блестящие. Рамы где покрашены, а где облупились давно, и почти на каждом подоконнике горшок с цветком стоит. У кого кактус колючий, у кого фиалка нежная. Балконы – вообще отдельная песня. На одном – широкие деревянные рамы, на другом – узкие металлические, третий вообще без рам, четвертый пластиком отделан, с каждого пятого простынки-пододеяльники вниз свисают и развеваются на ветру, как знамена. Где белый флаг колышется, а где и черный – пиратский, но в основном все флаги цветастые и радостные.

Маленькая деревенька внутри большого города.

«Так, – сказал себе Тихон. – И куда это ты приехал?»

На углу дома, совсем рядышком, висела табличка с надписью «Улица Бутлерова». А под ней – еще одна табличка, маленькая, квадратная и кривая, с цифрой «восемь»

Бутлерова, восемь.

Вот куда он приехал.

Впрочем, Тихон на таблички не обращал никакого внимания, будто они его совсем не интересовали. Гораздо интереснее было разглядывать дворик – уютный московский дворик, похожий на сотни точно таких же двориков и в то же время имеющий свое собственное, неповторимое очарование. Этот дворик напомнил ему детство – много лет они с родителями прожили в точно такой же старой многоэтажке с крошечной кухней и подслеповатыми окнами, глядящими на дорогу. Дорога была как дорога, ничего интересного – асфальт да машины. Зато в крошечной кухне был такой же крошечный балкон, под которым разрастался год от года разлапистый вишневый куст. Ранней весной вся квартира наполнялась душистым запахом вишневого цвета, а в середине июля можно уже было выходить на балкон с кастрюлькой и собирать темно-красные тяжелые вишни – на компот, на варенье, а еще лучше – намять в тарелке с сахаром, залить водой и хлебать, жмурясь от счастья, деревянной расписной ложкой сладкую розовую жижу… Ложка непременно деревянной должна быть – так еще бабушка учила, повторяя, что от железной ложки весь вкус портится. Тихон попробовал как-то раз, хлебнул из тарелки железной ложкой – и правда, совсем другой вкус у «тюри» оказался…