Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

– Спасибо, – скромно сказала она, когда Тихон, вернувшись из дальней комнаты, безропотно вручил ей пачку хрустящих зелененьких долларов.

– Да не за что, – ответил он скромно. – У меня этих долларов как гуталина. Обращайся, если что. Всегда рад помочь.

– Шутишь. – Она оценила юмор и улыбнулась ему.

В первый раз за все время их странного знакомства улыбнулась.

И Тихон растаял от этой улыбки.

Потому что она тоже оказалась необыкновенной. Как тонкий лучик солнца, пробившийся сквозь тяжелый свинец нависших над миром туч. Робкий и нежный, теплый и щекотливый.

Подумаешь, в самом деле, какие-то несчастные шестьсот тысяч рублей!..

Не придумав ничего лучшего, он улыбнулся в ответ.

Так они постояли некоторое время друг против друга, поулыбались друг другу, думая каждый о своем. А потом зазвонил телефон, и голос оператора сообщил, что заказанное такси ждет возле подъезда.

– Подожди, – сказал Тихон уже на пороге. – Я ведь у тебя из кармана паспорт вытащил. Совсем забыл про него. Сейчас отдам.

Он отдал ей паспорт и извинился за телефон, который выбросил в кучу серого снега в тот самый злополучный четверг. Она поблагодарила, скромно опустив глаза, застегнула на невидимые крючочки свою небесно-голубую пушистую курточку, сказала «до свидания» и вышла, аккуратно захлопнув дверь.

– До свидания, – пробормотал Тихон в ответ.

Правда, она его уже не услышала.

– Ты что, дурак? – серьезно спросил его Толик Аникин на следующий день, когда Тихон рассказал ему всю эту историю.

Толик был его давним приятелем и партнером по бизнесу. Семь лет назад он заказал в фирме «Соната» самую первую партию мало кому известной и жутко дорогой итальянской мебели в свой недавно открывшийся магазин. А пятнадцать лет назад именно Толик Аникин оказался первым человеком, с которым познакомился Тихон на вступительных экзаменах в Московский химико-технологический институт. Через две недели они вместе записались в секцию восточных единоборств при институте. С тех пор и началась эта дружба.

– Не знаю. – Обдумав вопрос, Тихон поскреб пятерней в затылке и ответил абсолютно честно. – Дурак, наверное.

– Шестьсот тысяч рублей вот так запросто отдать… черт знает кому! – кипятился Толик, позабыв про остывающий на столе крепкий черный кофе. – Это ж только дурак на такое способен!

– Дурак не способен эти шестьсот тысяч рублей заработать, – снова подумав как следует, возразил Тихон. – А я заработал. Значит, не совсем дурак.

Они сидели у Тихона на кухне и разговаривали шепотом, потому что в дальней комнате спала Юлька. Юльку в принципе в первый час послеобеденного сна невозможно было разбудить и танком. Тихон об этом прекрасно знал, но почему-то все равно опасался повышать голос. К тому же громко разговаривать им строго-настрого запретила тетя Аня, бдительно охраняющая Юлькин сон и между делом наглаживающая пеленки.

– Какая разница… – Толик глотнул кофе и отправил в рот половину внушительных размеров бутерброда с колбасой. – Подумаешь, заработал. Если отдал – все равно, значит, дурак.

– И что мне теперь делать? – полюбопытствовал Тихон. – Повеситься?

– Можно попробовать полечиться, – предложил Толик. – В наше время много хороших препаратов.

– Да она вернет, – после паузы, словно оправдываясь, сказал Тихон. – Обещала же.

– Ага, – Толик энергично закивал, – с процентами. Верь, сын мой, и тебе воздастся! Придурок, ты ведь даже телефона ее не знаешь!

– Адрес знаю, – возразил Тихон. – Я ей такси вызывал. И в паспорте видел, совпадает…

– Что с чем совпадает? – Толик уставился на него своими бычьими карими глазами навыкате.

– Адрес… с адресом совпадает! – выпалил Тихон и шумно глотнул кофе. – Перестань уже, честное слово, издеваться!

Кофе почему-то казался кислым. Странное дело. Уксуса, что ли, ему в чашку кто-то незаметно плеснул? Или лимон выдавил?

– Ты чего морщишься? – полюбопытствовал приятель дружеским тоном.

– Да надоел ты мне. Вот и морщусь. Заладил – дурак, дурак…

– Дурак и есть, – подтвердил Толик. – Ну да ладно. Урок тебе на будущее. Мало, видать, от баб настрадался. Одна ребенка подкинула – взял безропотно, другая на деньги развела…

– Это мой ребенок, между прочим, – окончательно разобидевшись, напомнил Тихон. – Я его отец.

– Свежо предание, – критически заметил Толик.

– Да ну тебя к черту, Фома неверующий!

– Ты бы вывеску, что ли, на дверь повесил: «Благотворительная организация. Приют для бездомных детей и помощь нуждающимся. В особо крупных размерах». А что? Все русские купцы издавна меценатством своим славились… Абрикосовы, Третьяковы… Демидовы… Кто там еще?..

– Мамонтовы, – угрюмо подсказал Тихон.

Оба они были любителями и знатоками русской истории.

У них вообще было очень много общего. И даже внешне они чем-то были похожи.

– Ладно, – миролюбиво заключил Толик, прожевав остатки бутерброда. – Не обижайся. Может, и правда отдаст твоя цыпочка деньги. А если не отдаст – и черт с ней. Не в деньгах ведь счастье, сам понимаешь.

– Не в деньгах, – согласился Тихон.

О деньгах он в принципе не слишком сильно беспокоился. Хотя и не очень-то верил в то, что «цыпочка» их вернет.

«Цыпочка»… Слово-то какое… дурацкое! И совсем, совсем оно к Алле Корнеевой не подходит. Вот На-талью, например, или ее взбалмошную подружку Альбину, с которой Тихон имел честь вчера познакомиться, вполне можно так обозвать. А Аллу – зеленоглазую, с кудряшками золотисто-каштановых волос, с ее тонкими белыми пальцами и теплой улыбкой – совершенно, категорически нельзя отнести к разряду цыпочек!

Тихон вздохнул.

Он со вчерашнего дня только о ней и думал. Не о деньгах своих распроклятых, а именно о ней. И это его больше всего смущало. И в этом он ни за что в жизни не решился бы признаться Толику…

Толик бы его на смех поднял, это точно.

Тихон и сам себя давно уже мысленно поднял на смех. А что толку? Хоть смейся, хоть плачь – мысли из головы не выкинешь. Два варианта – или разбить эту голову о бетонную стену, иди смириться и продолжать думать об Алле Корнеевой, будь она неладна!

Он и сам не мог понять, что заставляет его снова и снова возвращаться к этим мыслям. То ли чувство вины, которое, как ни странно, до сих пор не давало ему покоя, и отвращение к самому себе при воспоминании об их первой встрече поджигало душу раскаленной спицей. То ли чувство искреннего восхищения перед ее непосредственностью и искренностью. А может быть, виной всему были зеленые глаза и пряди волос, каштановые с золотом, и нежная кожа рук, как у ребенка…

Внутри у него все протестовало.