Адреса любви: Москва, Петербург, Париж. Дома и домочадцы русской литературы - Вячеслав Недошивин

Были ли вообще некие тайны, связанные с Брюсовым, все те загадки и миражи, которыми он, «взрослый мальчик», словно фокусник, жонглировал: прельщал наивных, интриговал глупых, пугал слабых? Да, были! Он жил ими, и они – поразительно! – пережили его. Люди ведь и в век интернета и спиралей ДНК охотно верят в чертовщину. Даже когда ни во что, казалось бы, не верят.

«В 1976 году, – рассказывает в изданных недавно мемуарах поэт Евгений Рейн, – я писал сценарий научно-популярного фильма о Валерии Брюсове. Работал в его музее… При музее существовал кружок любителей брюсовской поэзии. Руководил им ныне покойный поэт и переводчик Владимир Рогов. Однажды Рогов позвонил: “Приходите после закрытия, – сказал. – У нас большое событие. В архиве нашелся венок сонетов… Но только сегодня он будет впервые прочитан. Сонеты пикантные. Их четырнадцать, и каждый посвящен определенной женщине, связанной с Брюсовым…”»

Вечером, пишет Рейн, когда посетители ушли, в гостиной погасили свет, зажгли канделябры, всем дали по чашке кофе и рюмке коньяку. Рогов с бюваром в руках, важно усевшись в кресло, поднял руку, привлекая внимание, открыл бювар и… надолго замолчал. А потом, повернувшись к директрисе музея, спросил: «Вы не брали рукопись?» – «Нет». – «Но я вчера… оставил стихи в этом бюваре». – «За рукопись ответите головой», – отрезала та.

«Тут надо сказать, – замечает Рейн, – что директриса была в прошлом секретаршей покойной Иоанны Брюсовой, вдовы поэта…» «Обождите, – сказала директриса, когда гости собрались расходиться, – я хочу кое-что объяснить». Она вдруг подошла к окну и открыла форточку. «Я знаю, что случилось с рукописью. Сонеты взяла Иоанна Матвеевна… Дело в том, что она всегда очень ревновала Валерия Яковлевича… Она даже как-то сказала ему, что на все его жестокие измены ответит столь же жестокой верностью. Конечно же, – закончила директриса, – ей неприятно сегодняшнее собрание. Вот она и решила… похитить рукопись. Она, кстати, постоянно посещает музей. Я открываю ей форточку, и она через нее влетает в дом…»

При этих словах Рогов вскочил и от ужаса поднял над головой трость: «Что вы такое говорите… Это же безумие!» «Это объективный факт, – отчеканила директриса. – Покойная… бывает в музее два раза в неделю, обычно по вторникам и пятницам…»

– И давно это с Иоанной Матвеевной? – справился у директрисы ироничный Рейн. – Я имею в виду ее посещения?

– Впервые она пришла восемь лет назад, когда уборщица разбила чашку Валерия Яковлевича. Иоанна Матвеевна ее склеила. Хотите посмотреть?

Она достала из горки кузнецовскую чашку и пустила ее по рукам. На чашке не было никаких следов разрушения. «Все мы помним, – раздались голоса, – осколки этой чашки…»

– А что это за записка? – закричала вдруг какая-то женщина. Все бросились к столу, где под бронзовым подсвечником лежала какая-то бумажка. В записке была только цифра, выведенная пером «рондо» – 12464.

– Это номер сонетов по инвентарной описи, – сказала директриса… – А ну-ка дайте записку… Почерк Иоанны Матвеевны, уж мне ли не знать его…

Вопрос был «исчерпан», печально заканчивает Рейн. Последней, кого он увидел, уходя из брюсовского дома, была директриса, которая, взобравшись на стул, буднично прихлопнула форточку…

Занятная чертовщина, не правда ли? И ведь почти всё в ней – правда. Венок сонетов существует, и в 1976-м действительно звучал пикантно. Поэт Рогов был – его имя легко найти в справочнике Союза писателей. Даже любимая чашка Брюсова и та – цела. Тогда – что всё это? Привет из Серебряного века, загробный «месседж» от Брюсова? Или – продолжение легенд, старательно творимых поэтом еще при жизни?.. Конечно, вдова «влетающая» – это лихо! Но эта чертовщина виртуальная. А как быть с другими, с необъяснимыми, но – реальными загадками, случавшимися в жизни Брюсова? Иногда пустяковыми, а иногда и впрямь страшноватыми?

Вообще в модерный дом купцов Баевых, нынешний музей поэта (Москва, пр. Мира, 30), Брюсов с женой въехали в 1910-м. Он и умрет здесь – в пятикомнатной квартире на первом этаже, в кабинете, набитом книгами. Именно тут по средам сходилась вся поэтическая Москва. «Собирались в три у чайного стола, – вспоминал поэт Шервинский. – Иоанна Матвеевна раскладывала домашний сладкий пирог». Бывали и те, кто был на Цветном, и – новые: Крученых, Маяковский, Пастернак. Дважды был даже Горький. Но порог дома никогда не переступали две женщины, две возлюбленные Брюсова и две соперницы жены его – Нина Петровская и Надя Львова. Те, которые станут главными жертвами его тщеславия…

Смотрите: в 1910-м он въезжает в этом дом. Осенью 1911-го – навсегда прощается с уезжавшей Петровской. А за полгода до этого, весной 1911-го, – знакомится с двадцатилетней поэтессой, «поэткой», как звала она себя в стихах, – Надей Львовой. Так вот, загадка в том, что Нина, еще ничего не зная о Наде, успела бросить Брюсову обвинение, которое обернется предсказанием: «Иди к твоей новой любви, – выкрикнет ему ни с того ни с сего. – Убей еще чью-нибудь жизнь – от этого ты расцветаешь…»

Пророчество Нины сбудется через два года. Надя убьет себя, но винить в этом будут не просто соблазнившего ее сорокалетнего Брюсова, но – «демона» в нем, который исподволь – сладкими речами и туманными стихами! – приучал ее и к «свободной любви», и к мыслям об «избавительнице»-смерти. «Свободная любовь», вопросы пола интересовали его, как никого. Как раз в 1910-м его повесть «Из дневника женщины» была арестована «за порнографию», и взметнувшаяся вокруг нее полемика была не ниже нынешних споров об эротике. А кроме того, если говорить о смерти Нади, она и застрелится из того самого браунинга, из которого Нина, говорят, стреляла когда-то в Брюсова. И подарит его Наде он – Брюсов…

26 ноября 1913 года тысячи людей, развернув «Русское слово», прочли: «В воскресенье застрелилась молодая поэтесса Над. Григ. Львова. Застрелившаяся оставила на имя поэта В.Я.Брюсова письмо…»

Из экстренного сообщения газеты «Русское слово»: «Около 9 ч. вечера г-жа Л. позвонила по телефону к г-ну Б. и просила приехать к ней. Г-н Б. ответил, что ему некогда – он занят срочной работой. Через несколько минут г-жа Л. снова подошла к телефону и сказала г-ну Б.: “Если вы сейчас не приедете, я застрелюсь”. В это время в квартире, где она снимала комнату… находились только другой жилец, г-н Меркулов, и прислуга. Г-н Меркулов работал у себя в комнате. В квартире царила полная тишина. Минут пять спустя после разговора г-жи Л. с г-ном Б. в комнате грянул выстрел… Почти одновременно открылась дверь из комнаты г-жи Л., и она, шатаясь, направилась к г-ну Меркулову: “Я застрелилась, помогите!” Г-н М. усадил г-жу Л. на стул, приказал прислуге вызвать карету скорой мед. помощи, наклонился к раненой и спросил: “Не нужно ли вам чего-нибудь?” Она назвала № телефона и сказала: “Попросите, чтобы приехал…” Она попыталась что-то сказать, но в это время на губах показалась кровь, и она захрипела. Г-н М. бросился к телефону и позвонил по № . К телефону подошел г-н Б. Г-н Меркулов рассказал ему о случившемся. Через несколько минут г-н Б. приехал… Она как будто узнала его, как будто пыталась говорить, но уже не хватало сил. Тем временем прибыла карета скорой помощи, но помощь была уже бесполезна…»