Она моя… - Иман Кальби

Он зажал ей горло, убыстряя свой ход. В ее глазах потемнело.

– Скажи, что ты моя, Влада, –  полурычал он, смотря на нее каким – то нездоровым взглядом, с искаженным гримасой греховного удовольствия лицом.

– Я твоя, Васель… К сожалению, я твоя, – обреченно признала она, не в состоянии больше сдерживать своих слез, которые катились теперь к ее ушам по горящим щекам.

Он кончил, извергая животные стоны, а потом обессиленно упал на нее.

Влада не шевелилась. Словно ее уже там не было…

– Прости… – прошептал он через пять минут обреченного молчания. Все еще лежа на ней, распластанной на его внушительном столе… – Не знаю, что нашло на меня, Влада…Детка, – его рука начала было гладить волосы девушки, но она оттолкнула его, наконец, освободившись из физического плена.

Утерла слезы, поправила одежду, собрала волосы.

– Я хочу домой, Васель…

– Влада, – подорвался он к ней, пытаясь прижать к своей груди. – Извини, прошу…Я не хотел сделать тебе больно… Что – то нашло на меня…Но эти твои разговоры о самостоятельности и карьере… Эти взгляды моих салаг, даже Айман пялится на тебя… эти твои восторженные разговоры о Дибе…Ты не замечаешь, что провоцируешь меня?

– Почему – то тебя раньше не смущало, что твои охранники смотрят на меня… – холодно ответила она, направляясь к выходу.

Васель в очередной раз за сегодняшний день вздохнул, молча проследовав за ней.

По пути на выход едва ли не каждый мужчина действительно провожал ее похотливым взглядом, который невозможно было скрыть даже страхом и раболепием перед Васелем.… Она знала, что его это жутко выводит из себя, но ей было все равно. По – глухому больно…

Они молча сели в машину и тронулись с места. Он выбрал какой – то странный маршрут, отнюдь не тот, каким они добрались сюда. Петляя между дворами, въехали на узенькую улочку со старыми домами. Он внезапно замедлил скорость, а через несколько домов и вовсе притормозил.

– Посмотри, видишь этот дом? – спросил он у нее.

Влада подняла глаза и увидела скромненький, запущенный домик в колониальном стиле. О красивой архитектуре свидетельствовали только арочные формы окон, да и то все, как правило, старые и рассохшиеся. Этот дом не был обременен изысками. Его отличала простота и даже некоторая скромность…Васель, как завороженный, смотрел на него – и в его красивых выразительных глазах можно было разглядеть тень какой – то притупленной печали, придающей глазам особое сказочное свечение. На фоне этой странной улицы, какой – то потерявшейся во времени, он вдруг показался Владе очень похожим на своего отца. Конечно, она видела его только на фотографиях и картинах, но сходство было слишком сильное, чтобы его не уловить.

– В этом доме жила семья моей матери, – вдруг произнес он.

Она затаила дыхание, не осмеливаясь нарушать то состояние, в котором он находился.

– Я знаю, что отец, когда ухлестывал за ней, приезжал сюда каждый вечер на своих спортивных автомобилях в сопровождении охраны. Он просто стоял, облокотившись о капот машины, и смотрел на окна в ее комнате. Ее отец, мой дед, не выпускал ее из дома. Она была христианкой, местная. Он не желал союза с семьей с побережья.

Наконец, Васель оторвал свой взгляд от дома и перевел его на девушку.

– А потом они подорвались и уехали. Мать мне говорила, что таковым было решение ее отца. Они перебрались на Кипр –  к дальним родственникам. Мой любезный дядя Авад же в порыве злости как – то открыл мне правду, что это семья президента заплатила им солидные деньги, чтобы они убрались из Сирии. Отец ничего не знал. Говорят, он сильно страдал. Приезжал в этот дом и часами тут сидел. Один, в темноте. Среди остатков наспех собранных вещей. Думаю, он и предположить не мог, что в своем животе она увезла и меня… что женщина может вот так, добровольно, лишить своего будущего ребенка отца… – несколько минут они сидели молча. Васель не сводил глаз с этого дома.

– В детстве я был на него очень обижен. На всех на них. Кроме деда. Он действительно был искренним со мной. А они…. Помню, дядюшка сказал мне, что моя мать продажная, и за деньги бросила отца. Тогда мне было всего 10 лет, я всему верил на слово. Я не спал три дня. Не мог ни есть, ни играть. Раздражал свет солнца, пение птиц, запах цветов в саду. Тяжело знать о том, что твоя мать такая. Ужасно. С годами, взрослея и многое понимая о том, как построена система в этой стране, я понял, что он, возможно, был прав… Думаю, отцу матери заплатили. Возможно, и ей самой…В общем, вот такой любви я плод…

– Возможно, твоя мать была против этого. Ее увезли против воли, – попыталась возразить Влада.

– Возможно. Возможно, ты права. –  тихо ответил он, но тут же резко перевел тему –  Знаешь, я сам предложил Иссаму убежать с этой девчонкой.

Девушка подняла на Васеля удивленный взгляд.

– Наверное, это комплекс. Не знаю. Мне не захотелось, чтобы история повторилась. Здесь, в этой поганой Джерамане, испорченной наплывом иракских беженцев и переселенцев с охваченных революцией районов Сирии. Он честно пришел ко мне и все рассказал, я вызвал девушку, поговорил с ней, с его семьей. Сказал, что поддержу. Я хотел, чтобы они могли любить друг друга. Я захотел сломать этот порочный круг чинности и благородства, мнимых чести и достоинства, которыми они все в этой стране прикрывают свои несвятые душонки. Ты думаешь, что ты другая? Что ты не из этого мира и что ты не заслуживаешь быть его частью? Кус ухт (араб. – мат) этот мир, Влада. Если ты думаешь, что выглядишь в чьих – то глазах недостойной, испорченной женщиной, то уж точно не в моих. Я сам дитя порока. Рожденный вне брака, бастард с продажными родственниками, с одной стороны, и презирающими меня, с другой. Задумайся, каждый из них в тот или иной период предали меня. Возможно, отец не знал, единственный…Но он погиб, и я никогда не смогу у него спросить. Дед и бабка знали обо мне… Но пока был жив отец, я их не интересовал. Мать? Она сначала продалась за деньги, чтобы лишить меня отца, а потом продалась за деньги, чтобы избавиться от меня самого. Они безропотно отдали меня в семью Али. Я думал сначала, что им угрожали и запугивали, даже думал, что их убили из – за меня. Сильно переживал по этому поводу, до безумия… Но и я рано или поздно превратился из запуганного мальчишки в мужчину с влиянием. Я заплатил немало денег, чтобы узнать что – либо о моей кипрской семье. Представь себе, все они живы – здоровы. Мать снова замужем, да еще и с двумя детьми, на три года младше меня. То есть не долго она страдала за сыном…

Что же до тебя, то я видел твою чистоту, если в тебе и есть что – то порочное, так это то, что открыл я. Не пытайся что – то доказать этому миру, живи так, как нравится тебе. И добро пожаловать в мою реальность, детка…

Влада продолжала молчать, обескураженная его словами.

– С тобой все по – новому, Влада. Я знаю, ты ждешь от меня громких слов, вы се, женщины, ждете их всегда…Понимаешь, ты действительно особенная для меня, но в то же время, я пока не готов сформулировать, что я чувствую к тебе…Должен разобраться в себе… Страсть –  да, несомненно…Желание быть рядом, осязать тебя, слышать твой голос – да… Говорить с тобой – да… Но мне пока слишком тяжело делить с тобой не только свои радости, но и горести, проблемы… Смешно все это звучит, и сложно….Но как есть… Влада, я боюсь приближать тебя настолько близко. Не из – за себя, а потому, что боюсь за тебя, я говорил тебе об этом…