Чужая жизнь - Елена Долгопят

– С девушкой у вас сладилось?

– Я как-то поостыл к ней после той драки.

Зазвонил телефон, и Аня поспешно взяла трубку.

– Привет. Нет, спит. У меня гости. Прежний Сашин знакомый. Нет, ты не знаешь. Хорошо. Договорились.

Положила трубку.

– Это моя подруга.

«Галя?» – чуть не спросил Костя.

– Галя. Волнуется за меня.

– Спасибо вам за кофе, очень вкусный, я вообще люблю, когда в турке варят.

– Как Саша.

– А Саша какой был?

– Мне трудно ответить.

– Вам легко с ним было?

– По-разному. Он был очень неуверенный в себе человек.

Костя поразился.

– Вы так думаете? Серьезно?

– Не знаю, может быть, вы не заметили тогда или не поняли, или он другим был. Уж очень он любил во всем порядок, даже стулья должны были стоять на строго определенных местах, если увидит сдвинутый, обязательно вернет на место. Для него вещи в доме представляли единую систему, что-то вроде планетной системы. Ведь если какая-то планета сойдет со своей орбиты, случится катастрофа, система разрушится, начнется хаос.

– Он так и так начнется, в этом можно не сомневаться, закон энтропии.

– Саша этот закон всё время пытался обойти. Я тоже входила в его планетную систему, и у меня была своя орбита, которой я должна была держаться. Это было непросто, не всегда просто, но я старалась, иначе он терялся, становился даже беспомощным.

– Вы любили его?

– Наверно.

– А он вас? Как вы считаете?

– Думаю, я в его системе координат занимала важное место. Основополагающее, пожалуй. Для него вообще семья очень много значила. Своих родителей он практически не помнил, его тетушки воспитывали.

На прощание, уже в прихожей, она сказала:

– Спасибо, что вы меня о Саше расспросили. Я давно уже ни с кем не говорила о нем. На днях даже испугалась, что не помню, какого цвета у него были глаза. Бросилась фотографии смотреть.

«Да на тебя же сейчас и смотрят его глаза!»

– Всего доброго.

– Вы позволите зайти к вам еще раз, перед отъездом? Очень хочу вашего сына увидеть.

– Да, конечно. Созвонимся.

– Вы работаете?

– На следующий год пойду. Я физику преподаю.

Он знал, что она смотрит на него из окна, но не обернулся.

За пятнадцать минут до часа, то есть до обеденного перерыва, он уже был в «Му-Му». Взял чай с салатом и ждал, когда же придут. Они опаздывали, он нервничал.

В начале второго явились наконец Лара с Надей и заняли очередь. Он напряженно прислушивался к их болтовне. Они говорили пустяки, но эти пустяки казались ему важными, значащими.

Лара рассказывала о мальчике, с которым встречается его дочь.

– На вид ему лет двадцать, на самом деле пятнадцать, а внутренне он совсем еще ребенок. Манька вертит им. Я ей говорю, смотри, Манька…

Костя отлично помнил эту самую Маньку, ее приводили к ним на Новый год лет пять назад, она объелась сладкого и уснула прямо за столом. И Саша относил ее в маленькую комнату на кровать. Его руки помнили тяжесть ребенка.

Подошли остальные: Миша, Кирилл, Олег, Инна. И незнакомый какой-то паренек с ними.

Они сели за стол у подвального окна, за которым только ноги прохожих были видны. Костя ковырялся в салате. Он не слышал, о чем говорят бывшие его коллеги, он только наблюдал за их лицами, улыбками, жестами. Новенький паренек стеснялся и больше молчал и ел. Кирилл с Мишей что-то обсуждали, наклоняя друг к другу головы, наверняка футбольный матч. Надя закурила и засмотрелась в окно.

Костя не стал дожидаться, когда они доедят, вытер губы салфеткой и встал, сдвинув тяжелый стул. Они в «Му-Му» очень тяжелые.

Он прошел по узкому тротуару мимо окна, за которым они сидели, ели, говорили о самых обыкновенных вещах, и всё это было от него далеко, как на другом конце Вселенной, всё это было ему еще интересно, но уже недоступно. А новенький паренек наверняка взят был на его место, и сидел за его компьютером, и чай пил из его кружки, почему бы и нет. Кружку подарили на прошлый день рождения, и на ней нарисована была пагода.

До вечера Костя прошел по своим прежним местам, по улицам, которые любил, с которыми связывали воспоминания. Улицы все оставались на месте, а прошлой жизни уже не существовало, так странно. Впрочем, и улицы оставались не совсем на месте, не совсем на прежнем месте, а как будто чуть-чуть сдвинулись, и Костя бродил в искаженном мире.

Стемнело. Костя вошел во двор. Перед ним стоял дом, в котором он снял комнату.

В окне кухни горел свет. И Костя представил хозяйку, как она подбирает со сковородки яичницу с колбасой, и губы ее испачканы в желтке, а лицо лоснится. Старый холодильник дрожит от напряжения. Тараканы затаились в щелях.

«Зачем мне туда?» – подумал Костя. И отправился со двора в метро. Машину он оставил в Медведкове, на платной стоянке.

Ночь едва настала, когда он выехал за МКАД.

Он убедился в самой банальной вещи на свете: прошлого не вернешь, прошлое не догонишь, память о тебе исчезнет, и даже жена не вспомнит цвет твоих глаз, разве что глаза сына ей напомнят.

Он осел в Новосибирске, где проходил когда-то практику в НИИ. Самого НИИ уже не существовало. Костя купил диплом и устроился программистом, снял нормальную квартиру, обзавелся знакомствами. Со временем думал жениться. Он и сам стал забывать о первой половине своей жизни. И придуманная Василь Андреичем биография казалась более реальной.

小

Утро. Джон собирается на работу. На ходу хватает с тарелки печеньку. Жена Эн перевязывает ему галстук. Дочурка Ани тащит ему ботинки. Пока он переобувается, девочка забирается на диван и что-то пальчиком рисует на обтянутой рубашкой спине отца, а он угадывает что. Солнышко, машина, слово ПАПА.

Кофе сварился, ему наливают большую кружку. И садятся с ним рядом за стол, пока он пьет. С печеньками.

Семейная идиллия.

В прихожей обнимаются, целуются, уговариваются встретиться после работы в торговом центре. Посмотреть там фильм, посидеть в кафе. Подарки он обещает купить своим девочкам. Собачонка тут же вертится, он ее треплет за ухом.

Выходит, дверь за ним закрывается. И тут же он спохватывается, что-то ищет в карманах, не находит и звонит в дверь, своим. Но никто не спешит открывать. Он вновь нажимает кнопку звонка.

Смотрит растерянно на круглый глазок. Тихо. Джон стучит. Сильнее, громче. Распахивается соседская дверь. Худой, высокий, заспанный мужчина выглядывает из нее, спрашивает сердито, отрывисто: