Чужая жизнь - Елена Долгопят
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видел. Один раз. Случайно встретил их обоих, на Арбате.
– Она тоже математик.
– Я не знал.
– У них трое детей. Старший мальчик увлекается компьютерами. Дом у них в Бостоне, не в самом Бостоне, в пригороде. Лягушки кричат по ночам.
– Откуда вы знаете? Уж не туда ли ездили часом?
– Почти.
– Быстро вы обернулись.
– Тот человек, с которым вы спутали Бориса Самуиловича, и в самом деле походит на него молодого.
– А кто он?
– Он – человек, который скрывает свое прошлое. Думаю, он поверил, что вы его спутали с кем-то, что вы не из его прошлого. Но на всякий случай все-таки вас убрал.
– Что значит убрал?
– Убил. Уже три месяца, как вас похоронили. Памятник поставили.
Саша не поверил или сделал вид, что не поверил, и рассмеялся. Посмотрел на тетю Пашу. Она щипчиками накрошила сахар в розетку с вареньем. Взяла ложкой пропитанный вареньем сахарный осколок и допила с ним свой чай.
– Вы хотите сказать, что сейчас я нахожусь на том свете? В чистилище, судя по всему. Неплохо здесь, тепло и кормят.
Тетя Паша собрала грязную посуду и ушла из комнаты. Василь Андреич посмотрел на Сашу внимательно и отстраненно. И рассказал историю как будто из голливудского боевика, но каким-то образом героем этой истории был Саша.
– Вы вели машину. Человек рядом с вами задавал вопросы, выяснял, что вам известно о прошлом того, кто на заднем сиденье. Он практически поверил, что неизвестно ничего. Тем не менее на всякий случай решил от вас избавиться. Точнее, даже не он решил, не им это было предопределено, вы сами запустили механизм, как только взглянули на того человека в зеркале и поздоровались.
– Но я не знал…
– Вас укололи смоченной особым раствором иголкой.
– Они всегда с собой смоченные особым раствором иголки носят?
– Думаю, это выглядит как простая шариковая ручка. Только вместо чернильной пасты в ней особый раствор. И ручка не пишет, а укалывает. Через полчаса примерно вы должны были умереть. От остановки сердца, как сказали бы врачи. Я забрался в вашу машину через два-дцать минут после укола. И успел ввести противоядие.
– Вы тоже держите при себе особые ручки?
– Вам повезло, я следил за ними. Вдруг вы вошли в их орбиту. Ваша роль была мне непонятна, и я воскресил вас, чтобы всё прояснить.
– Значит, я точно не на том свете?
– Нет, поскольку я не небесный житель.
– Если я не умер, то кого положили в землю?
– Нашли в морге подходящий труп.
– Но зачем?
– Чтобы ваши убийцы ничего не заподозрили. Если только они подумают, что вы живы, то найдут и убьют вас уже самым верным способом, голову, скажем, отрежут.
– Да почему?!
– Мало ли. Вдруг вы все-таки что-то знаете.
– Что?!
– Неясно. Это-то и пугает – неизвестность, неопределенность. Ваше воскресение уверит их в значительности, вернее, в значимости вашей фигуры. Как ни была бы она на самом деле эфемерна.
Потрясенный Саша молчал.
Тетя Паша появилась за окном. Деревянной лопатой начала счищать снег с дорожки.
– А как там Аня?
– Родила сына.
– Уже?
– Несколько преждевременно. От потрясения, надо полагать.
– Как его назвали?
– В вашу честь.
– Как она себя чувствует?
– Всё в порядке.
– А ребенок?
– Всё в порядке.
– Что мне теперь делать?
– Начинать новую жизнь. С новым именем и с новым лицом. С новым прошлым.
– Откуда мне взять новое лицо?
– Сделаем пластическую операцию. И документы новые выправим. И биографию придумаем.
За окном тетя Паша остановилась передохнуть. Воткнула лопату в сугроб. Перевязала потуже платок на голове.
– Вам это зачем? Делать мне новое лицо и биографию. Столько хлопот, затрат. Гораздо было бы проще, как вы выражаетесь, избавиться от меня. Все детали вы узнали, больше я вам не нужен.
– Спать я стал плохо последнее время. Боюсь помереть во сне. Грехов много. Может, за вашу жизнь мне чего простится.
– Мы далеко от Москвы?
– Да нет.
– А где мне будут… лицо делать?
– Да здесь и сотворим.
– В этой прямо избе?
– Здесь тихо. Да и выбора у нас с вами нет. Начальство мое тоже ведь думает, что я вас устранил. Я сильно рискую, между прочим.
– Какой ужас.
– Врач у меня надежный, зависит от меня прочно, и постарается, и промолчит. Впрочем, как хотите. Можете прямо сейчас одеваться и на все четыре стороны. Но я и гроша ломаного не дам за вашу жизнь.
– А если у меня будет новое лицо, сколько дадите за мою жизнь?
– Если будете твердо придерживаться правил, скорей всего умрете своей смертью.
– Каковы правила?
– Держаться подальше от прежнего места жительства. Не вступать в контакт с людьми, которые знали вас раньше. Постараться совершенно забыть свое прошлое, заместить его новым. Биографию мы придумаем как можно более простую, скромную, непротиворечивую.
Дальнейшая Сашина судьба была уже не в руках Василь Андреича.
* * *
Посмотрел он на дом, где был теперь прописан, и вернулся к машине.
В длинной многоэтажке горели уже огни. Он сел за руль. Он должен был решить, куда ему ехать. Звали его теперь Костей. Он казался повыше ростом, так как сильно похудел и перестал горбиться. И походка у него изменилась. Стала мягкой, едва слышной. На носу появилась горбинка, разрез глаз изменился, брови сошлись к переносице. Волосы он подстриг коротко, и лоб казался выше. Голос обесцветился, точно состарился. Василь Андреич уверил, что никто не узнает в нем прежнего Сашу. Если, конечно, не рисковать и соблюдать правила.
Стояло позднее лето. Саша, то есть Костя, сидел за рулем почти новой «Волги». Он купил ее, как только вышел в мир с новым именем и лицом. Мир был велик. И можно было поехать далеко, и тогда его новая жизнь стала бы road movie, дорожной историей, с калейдоскопом встреч, коротких связей, жизнь стала бы долгой дорогой, иначе говоря, дорога поглотила бы его жизнь, он бы и не заметил, как поглощает она всех едущих и не насыщается.
Солнце зашло, воздух потемнел. Распахнулось окно в многоэтажке, и кто-то заорал из него:
– Виталииик!!!!
Медленно поехал Костя.
Он привык в прежней жизни, что времени нет, всё рассчитано, теперь же он ехал бесцельно, проваливался в пустоту. На самом деле цель была, хоть он и старался ее не видеть. Он ее не изобретал, она просто была, запретная и единственная. Только она его волновала и манила. Он к ней не стремился, она сама притягивала его, он был как маленький осколок, вошедший в ее орбиту.