Двое в лодке - Александр Варго

Он отхлебнул из чашки. Она закурила. Доктор спросил разрешения и присоединился к ней.

Здоровенная театральная хрустальная люстра под высоким потолком, нежно-сиреневые стены, светло-коричневая дорогая мебель: сервант, шкаф, бар, мраморные кожаные кресла по далеким углам, журнальный столик. Вазочки с искусственными цветами. Пол из серого мрамора, укрытый ковром.

– Теперь я здесь вот так, без него, – произнесла женщина и посмотрела на клубы дыма, уносящиеся под потолок.

– Когда я входил, та пара на крыльце…

– Да, губернатор с супругой. Заехали поддержать меня в это непростое время. – Она машинально, как-то по-детски почесала нос, громко выдохнула, расправила плечи, убрала назад длинные черные распущенные волосы. – Что вы хотели со мной обсудить, доктор?

Риск был. Но отпускать ситуацию Иртышный не хотел. Вскоре Рыжова будет снова вменяема и упряма. Вряд ли тогда ему удастся растрясти ее.

– Я хотел бы поговорить о вашем сыне.

Она встрепенулась.

– Есть прогресс, доктор? Что произошло? – Женщина застыла.

– Пока мне нечем порадовать вас. Ваш муж финансировал мои исследования…

– Я знаю, он мне рассказывал. Я не верю в исцеление сына. Для своего ребенка мне не жаль денег, но медицина бессильна в таких случаях. После аварии он не дышал десять минут, а то и больше. Точно никто не знает. Я сейчас готова убить того придурка, который откачал его и вернул к жизни. Зачем?! – Мать сорвалась на крик. – Для чего надо было ставить эксперимент над моим сыном? Потом они ему еще и операцию на мозге сделали. Для чего?!

– Врач обязан бороться за жизнь пациента.

– Он приехал на «Скорой», увидел, что машина всмятку, водитель мертв. Что еще нужно? Для чего?! – Она спохватилась, когда ее рука смахнула со стола чашку.

Та упала на ковер, но осталась цела. Лишь чай из нее вылился.

– Простите. – Она поставила посудину на блюдце и посмотрела на него размокшими от горя глазами.

– Понимаю, – проявил участие доктор. – Я хотел бы рассказать несколько больше о своих исследованиях.

– Хорошо.

Аккуратно выбирая слова, Иртышный за пять минут попытался внушить вдове, что если она хочет вернуть сына к нормальной жизни, то ей нужно продолжать финансирование его работы.

Подло?

Все ради науки.

Она молча выслушала его монолог про камушек, бактерии, все прочее, снова закурила и спросила:

– Сколько давал вам мой муж?

– Не мне лично. На исследования.

– Лично вам! – довольно резко проговорила Рыжова и взяла паузу.

– Две тысячи долларов в месяц плюс небольшой ремонт и оборудование. В среднем пока получалось пять с небольшим. Ну и благоустройство в поселке. Не знаю, сколько за него было заплачено.

Вдова крутого бизнесмена старалась сдержаться, но не смогла.

– На то, чтобы вернуть моего мальчика к жизни, он тратил пять тысяч долларов в месяц. В среднем!.. – Последнее слово она произнесла издевательским едким тоном, так, будто стала свидетелем врожденной бестактности собственной прислуги. – Да я в парикмахерской… – Тут она благоразумно осеклась, вернулась к делу, проговорила быстро и страстно: – Если бы я знала. Я буду платить вам в два раза больше. Крупные покупки согласуем отдельно.

– Там есть перспектива…

– Мне плевать! – горячо перебила его несчастная женщина. – Вы сможете вылечить Коленьку?

Рыжов насупился и спрятал глаза.

– Что вы молчите?

– Года через два я мог бы сказать что-то.

– Два года. Хорошо, я согласна. Вы получите деньги.

– И еще, если можно.

– Да, – теперь она слушала его, не дыша.

– Мне не помешал бы помощник. Но хороший ученый стоит серьезных денег.

Виктория Яковлевна уже не обращала внимания на лепет доктора. Призрачный шанс вернуть сына воскресил ее. Рыжова плевать хотела на то, что на самом деле Иртышный был самозванцем без соответствующей квалификации. Она знала, что если все пойдет как надо, то ее родной сын будет специально заражен какими-то инопланетными бактериями, и была согласна на это. Да, за два года набежит двести сорок тысяч долларов, но женщина не собиралась считать деньги. Ей было достаточно, что этому невысокому щуплому психиатру доверял по каким-то причинам ее муж, ныне, увы, покойный.

– Ищите напарника, потом поговорим о гонораре и для него.

Доктор выехал с водителем вдовы из элитного поселка. Он сидел в «Лексусе» и плохо скрывал восторг, рвущийся из самой глубины души. Ему пришлось до боли сдавить пальцами колени и прикусить нижнюю губу.

«Подумаешь, какие-то там аптечные ларьки! На то, чтобы обманывать бабушек на аспирине и корвалоле, большого ума не надо. Ты попробуй сделать что-то реальное для людей. Значимое. Кому ты нужен, богатей Валерочка, хорошо играющий в бильярд! Таких персон, как ты, тысячи. А я один.

Десять тысяч неподотчетных долларов в месяц!»

Доктор не стал откладывать дознание в долгий ящик. На следующий день он напал на санитаров, дежуривших в ночь, принялся выяснять, от чего же, собственно, пришла в ненадлежащий вид кровать в камере пациента Барова.

Кузнецов и Столяров были застигнуты врасплох в коридоре. Один с капельницей, второй со сменой белья в руках. Мужики средних лет только пожимали плечами, разводили руками и таращили глаза. Дядьки были крепкими. Кузнецов прежде работал трактористом, Столяров – забойщиком скота на мясокомбинате.

Мол, тихо все было, начальник. Никто не буянил.

Иртышный нервно постучал новым ботинком по затертому линолеуму.

– Пойдемте посмотрим. Я вам покажу все на месте. Может быть, вы вспомните.

Санитары оставили белье и капельницу в манипуляционной и поплелись за энергичным доктором, в котором пульсировали сверхплотные сгустки энергии.

Кузнецов открыл камеру Барова, отодвинул засов и широко распахнул дверь перед Иртышным. Ему осталось только поклониться и сделать пригласительный жест. Доктор не стал заострять внимание на этом представлении и широкими шагами вошел в комнату.

– Почему тут пусто? – крикнул он.

Санитары заглянули внутрь.

– Завтрак, – лениво сообщил Столяров, но врач не слышал его.

Он подошел к кровати и, не веря глазам своим, провел ладонью по абсолютно ровной дужке. Никаких деформаций и иных повреждений на ней не было!

«Обязательно спрошу у Вестового. Он был позавчера вместе со мной, – решил доктор. – Тут чуть-чуть себя отпустишь и пропадешь. Психи так накрутят, что сам станешь с прибабахом, причем с плохо скрываемым.

Спинка была точно согнута. Я не мог ошибиться. Да что же это такое?! – Не обращая внимания на санитаров, Иртышный склонился над спинкой кровати и стал дотошно рассматривать металл. – Ничего! Никаких следов».