Ноль - Тори Ру

– Расскажи, Наумова. Не нужно бояться… – в голосе Павла Петровича слышится надежда, что я все же опровергну самооговор Егора, и, смело глядя на класснуху, я почти кричу:

– Мы с ним давно дружим!.. Стояли, общались – это ведь не преступление?! А Королев ворвался и… озверел.

– Кто ударил первым? – уточняет директор, и я правдиво докладываю:

– Саша. Егор вообще ему не отвечал, вы же видели обоих! – Но класснуха перебивает меня:

– Возможно, он просто не разобрался? – Она приподнимает бровь и елейным голоском напевает: – Павел Петрович, Королев – импульсивный, но неплохой мальчик. Справедливый и добрый! Никогда не отказывает в просьбах – сколько раз школу на соревнованиях выручал! Лебедев ведь, как это сказать… своеобразный. Ну, согласитесь, он асоциален! Несмотря на блестящую успеваемость, этот парень – наша головная боль! Лично я опасаюсь его и не знаю, что он может выкинуть в следующий момент…

– Согласна! – вторит завуч и кивает, как китайский болванчик. – Все учителя солидарны с вами, Мария Васильевна! Лебедев ведет себя вызывающе и нагло, возможно, спровоцировал драку и сам же пострадал.

– Он не асоциален и никого не провоцировал! – ору я, от омерзения к глупым теткам тошнит. – Разуйте глаза!..

Так оно и есть, Саша и на этот раз выйдет сухим из воды. Иначе и быть не могло: никто в городке никогда не встал бы на сторону кого-то из Лебедевых, зато моему бывшему другу здесь позволено все.

Меня тихо выпроваживают за дверь и закрывают ее прямо перед носом.

Устало опускаюсь на скамейку в фойе и, чтобы не вернуться в директорскую со скандалом, сбрасываю сменную обувь и напяливаю ботинки.

Идти к ним за справедливостью было глупо. Егор прав: не стоит даже пытаться ее искать.

Но я хотя бы спасла его, подставившегося из-за моей дурости, от исключения!

С содроганием вспоминаю Сашины слова – завтра Егор может пострадать еще сильнее.

И мне срочно нужно спасти его еще раз.

* * *

В гостиной тишина и полумрак – снаружи окна наполовину замело снегом. Даже стены этой мертвой, изолированной от негатива квартиры не избавляют от ощущения неотвратимо надвигающейся беды – здесь все вдруг стало каким-то другим, чужим, посторонним, словно я перепутала дом или подъезд и ввалилась не туда.

Пролетаю в комнату, бросаю на пол пуховик и рюкзак, достаю из тумбочки зарядник, разматываю провод и подключаю его к сети. Телефон оживает в моей ладони, и беспрерывное жужжание оповещений о пропущенных звонках сменяется протяжным звуком входящего, на экране высвечивается цифра «0».

– Алло! – Я падаю на колени и кричу в трубку. – Егор, ты как?! Ты совсем с ума сошел?! Ты что директору нагородил?!

– Жить буду… – спокойно отвечает он. – А что я должен был ему сказать? Что мы встречаемся? При класснухе и этом утырке Королеве?

На линии воцаряется тишина, на миг нарушенная лишь щелчком зажигалки.

Я чувствую, что задыхаюсь: состав воздуха в этой комнате, в этом жилище, в этом городке больше не подходит для моих легких.

Единственная оплошность с моей стороны привела к ужасным последствиям. Если бы я в полной мере осознавала, в какой реальности живет Егор, не стала бы с упорством маньяка лезть к нему и усложнять его и без того нелегкую жизнь.

– Прости меня! – Соленые слезы разъедают глаза. – Прости меня, пожалуйста. Я подвела. Все получилось как в дурацком кино!

– Это ты меня прости, – глухо говорит Егор, и я слышу, как он затягивается сигаретой. – Сильно тебя приложил этот урод?

– Жить буду, – повторяю за ним в попытке пошутить, но шепот прерывается непроизвольным всхлипом – даже не проверяя, можно с уверенностью сказать, что на коленях и плечах проявились синяки.

В трубке повисает молчание; тикают часы, метель выламывает рамы, на кухне что-то нашептывает радио, нудно капает вода из неплотно закрытого крана.

Холодок забивается за шиворот – Егор снова собирается отстраниться, из соображений моей же безопасности бросить меня и пробиваться в одиночку. Он всю жизнь будет помнить мои сегодняшние слезы, мучиться и никогда их себе не простит.

Он прав по всем статьям, но без него, в пустоте, я не смогу прожить больше ни дня. В последние месяцы я держусь лишь благодаря мыслям, что он есть где-то, что его улыбка сияет только для меня, а мое сердце бьется только для него.

– Сонь, пока у тебя все окончательно не пошло по… – к моему ужасу, решается он, и я заглушаю его неуверенный голос громкой болтовней:

– Егор! Хватит. Я с тобой! Знаешь, меня тоже вызывали к директору… Тебе ничего не будет – я всем рассказала, что мы просто разговаривали. Директор поверил, но за Сашу вступилась Мария, и завуч ей подпела. Его тоже не станут наказывать.

– Ты совсем больная?.. – беспомощно стонет Егор. – Ты вообще соображаешь, что делаешь?!

– А ты? Думаешь, я приму твои жертвы и буду наблюдать, как ты рискуешь из-за меня лишиться всего, чего достиг? – Вытираю ладонью слезы со щек и вслушиваюсь в тишину и помехи. – Егор, утром Королев и его дружки будут караулить на пустыре – они при мне договаривались об этом в раздевалке. Не приходи завтра в школу, я умоляю тебя!

Дрожащими пальцами тереблю край клетчатой юбки и жду, его молчание становится пугающим.

– Кто еще знает? – наконец на выдохе спрашивает он.

– Там были только они. И я.

– Я понял, – отзывается Егор, – ладно. Давай пока переждем – в школе больше не смотри в мою сторону, я тоже не буду. Мы не друзья, понятно? Если кто-то будет лезть с расспросами, своди все к шутке – говори, что Урод пытался подкатить, но двух слов связать не смог. Договорились?

– Да, – киваю в ответ, хотя он не может меня видеть; на душе скребут кошки – слишком уж странным вышел наш разговор, и я жалею, что не могу влезть в его наглухо закрытые мысли. – Хорошо…

– Ну и хорошо! – усмехается он. – Увидимся. Пока!

* * *

В стерильно чистой кухне пью чай из Сониного бокала с зайчиками и понемногу успокаиваюсь: Егор предупрежден и хотя бы на ближайшие сутки в безопасности. Конечно, прогуливать школу – не выход, но за это время можно его найти.

В прихожей щелкает замок, загорается тусклый желтый свет, и я с удивлением взираю на то, как бабушка, впервые на моей памяти, прямо в сапогах шагает по коврам. Кошусь на время – она вернулась на два часа раньше – не иначе, забила на своих умненьких подопечных.

Роняя с воротника и рукавов капли растаявшего снега, бабушка направляется на кухню, холодные неживые ладони накрывают мои щеки, и она кричит:

– Соня, мне Машенька позвонила… Что произошло? Он тебя обидел? Скажи мне правду, Соня!

Ну конечно же, Мария Васильевна не удержала язык за зубами – позвонила бывшей коллеге и доложила о сегодняшнем происшествии.