Лихо ветреное - Ирина Волчок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она остановилась в дверях кухни, подняла указательный палец вверх и торжественно сказала:
— Я создаю принципиально новый торт. Он называется «Привет от Карлсона, который живет на крыше». Девять разнообразных слоев, заварной крем, грецкие орехи, немножко яблочка, малиновое варенье и… и еще что-нибудь, потом придумаю. Прошу!
Она вошла в кухню, шагнула в сторону и широко повела рукой, приглашая войти и Зою. Многочисленные камни на крошечных пальцах сверкнули — каждый своим цветом — в косых лучах вечернего солнца и в электрическом сиянии вычурного бра над столом. На столе царил творческий беспорядок. Полное впечатление, что недавно здесь от всей души гуляла очень теплая компания новоиспеченных бизнесменов, отмечая возвращение компаньона из колонии строгого режима. А под конец они все передрались, не выходя из-за стола.
— Вам помочь? — спросила Зоя, с сомнением глядя на удручающие последствия застольной драки. — Вы, наверное, как раз убирать собирались, когда я заявилась? Оторвала вас, да?
— Ни в коем случае! — всполошилась Елена Васильевна. — У меня тут все в строгом порядке! Не вздумайте что-нибудь передвинуть, я потом ничего не найду! Все должно быть по определенной системе, неужели вы не видите? Здесь только шесть коржей. А должно быть девять. Три еще в духовке. Им сидеть еще… — Она глянула на настенные часы: — Ровно тридцать секунд. Отойдите в сторонку и не вздумайте лезть под руку, торты чужих рук не любят. Итак, пять секунд, четыре, три, две… вынимаю!
Она открыла духовку, схватила полотенце и один за другим ловко вытащила листы с коржами прямо на пол. Закрыла духовку, выключила газ, а потом уже один за другим подняла и устроила на плите листы. На линолеуме перед плитой остались темные вмятины — не первые и, надо думать, не последние. Если бы Федор выкинул такой номер на их кухне, Зоя орала бы на него неделю. Если бы такой номер выкинула она, Федор бы ее к плите никогда больше не подпустил. Или прибил бы сразу… Ни у Зои, ни у Федора никогда не получалось ничего похожего на необыкновенные торты Елены Васильевны. Ничего обыкновенного Елена Васильевна не готовила из принципа.
— Все, теперь пусть стынут до завтра. — Елена Васильевна строго оглядела разгромленную, с точки зрения Зои, кухню и улыбнулась с чрезвычайно довольным видом. — Вот теперь полный порядок. Пойдемте в комнату.
В комнате беспорядок был еще более творческим. Как после хамского обыска, когда не просто что-то ищут, но и разбрасывают вещи, вытряхивают ящики из комода на пол, оставляют дверцы шкафов открытыми, сваливают как попало тряпки на стол и на диван, а потом бестолково роются в них, конечно, ничего не находя, а только перепутывая отрезы тканей с нитками, бумажными выкройками и какими-то бусами россыпью и на связках. То, что умела делать из всего этого мусора Елена Васильевна, вообще никто в мире делать не умел. Бальное платье для Аленки будет сказочным.
— Зоя, — строго сказала Елена Васильевна. Она почти всегда говорила строго. — Садитесь на диван. Нет-нет, ничего не убирайте. Садитесь прямо сверху. С этого краю нет ничего твердого и колючего. Только кружево и немножко батиста. Не помню, зачем я его купила. Но он вам не помешает.
Зоя села на кружево и батист, Елена Васильевна устроилась в своем любимом кресле, которое было единственным предметом обстановки, не заваленным никакими тряпками, и сложила руки на коленях. Так всегда начинался каждый обстоятельный разговор.
— Итак, — строго сказала Елена Васильевна и замолчала, сложив губы бантиком, и принялась с интересом разглядывать свои кольца и слегка вертеть их на пальцах, чтобы ровно сидели. Это тоже было частью ритуала. — Сегодня я разговаривала по телефону с Тамарой Викторовной.
— Томка звонила? — тут же затревожилась Зоя. — А мне не звонила! Что там у них?
— У них там дом уже достроили. Разве вы не в курсе? — Елена Васильевна удивленно глянула на Зою и строго погрозила пальцем, отягощенным тремя кольцами. — Вы, конечно, в курсе. Вы просто хотите отвлечь меня от основного вопроса. Так вот. Звонила я сама, как раз о доме спросить. В субботу новоселье, мы все приглашены. Но дело не в этом. Я звонила на сотовый, поэтому старалась говорить не долго. Однако она мне успела сообщить одну интересную новость. У вас появился ухажер!
— У меня? — удивилась Зоя. — Ухажер? Какой еще ухажер? Почему я об этом ничего не знаю? Елена Васильева, а вы ничего не перепутали? Ухажер! Томка, небось, и слова такого не знает.
— В этих вопросах скрытность понятна и даже похвальна, — сказала Елена Васильевна. — Это признак настоящей девичьей скромности и гордости. Да, Тамара Викторовна употребила другие слова. Она сказала, что возник… э-э-э… нормальный мужик, который… э-э-э… на вас неровно дышит. Я просто ее слова перевела, чтобы понятно было.
— Да они все неровно дышат… — Зоя подумала, повспоминала и пожала плечами. — И ни одного нормального. Нет, вы что-то перепутали.
— Зоя, — совсем строго сказала Елена Васильевна и даже колечком по подлокотнику кресла постучала. — Немедленно прекратите делать вид, что у меня маразм. Я ничего не перепутала. Несмотря на то что я звонила на сотовый и старалась говорить… да, это я уже упоминала. Так вот, Тамара мне даже имя назвала. Кстати, очень необычное сочетание. Очень, очень. Павел Браун. Оно вам ни о чем не говорит? И не пытайтесь что-то скрывать от старшей подруги.
— Павел Браун… Надо же, а я о нем и не подумала! — Зоя засмеялась, вспомнив сегодняшний разговор на набережной под каштанами. — Вы говорите — нормальный, вот я и не подумала… Нет, Елена Васильевна, Павел Браун совершенно ненормальный. Абсолютно сумасшедший тип. Я его сегодня второй раз в жизни видела. А он меня сразу замуж позвал. Это нормально?
— Конечно! Именно это и нормально! Только это и нормально! — Елена Васильевна разволновалась. — Валерий Евгеньевич предложил мне руку и сердце через пять минут после знакомства… И что же вы ответили этому Павлу Брауну?
— А что я могла ответить? Сказала, что он сумасшедший.
— Вот-вот, — печально покивала Елена Васильева. — Мы все в юности делаем одинаковые ошибки. Я тоже сказала Валерию Евгеньевичу, что он сумасшедший. А он был не сумасшедший, нет… Это любовь его была сумасшедшей. Так романтично…
— Какая любовь? — даже рассердилась Зоя. — Ни о какой любви речи не шло. Речь шла о моей работе и о его зарплате… Да и жених он незавидный, сам признался. В общем, ничего романтичного.
— Если мужчина думает о том, как заработать на содержание семьи, — это очень романтично, уж поверьте моему печальному опыту… — Елена Васильевна, кажется, собиралась всплакнуть, но передумала. — Зоенька, в юности всем девушкам хочется ухаживаний, цветов, духов, шоколадных ассорти, прогулок под луной… Это все неплохо, но это вовсе не главное! Главное — это когда мужчине не надо просить денег у мамы или занимать у друзей, чтобы купить девушке цветы, духи и прочее, потому что он сам зарабатывает. И прогулки под луной могут позволить себе только совершенные бездельники, уж поверьте моему печальному опыту…
Елена Васильевна еще что-то говорила о легкомысленных юных девушках, которые путают брачные танцы самцов с истинным серьезным чувством, но Зоя уже не очень прислушивалась. Она пыталась вспомнить, хотелось ли ей ухаживаний, цветов, духов и прочего, когда она была легкомысленной юной девушкой. Кажется, и тогда ничего такого не хотелось. Цветы ей дарили на день рождения. Никаких ухаживаний, просто так положено. Духами она пользовалась мамиными, пару раз в год, по великим праздникам. Если не забывала. Коробки конфет и так валялись в доме по всем углам, что о них мечтать… К тому же она конфеты не очень любила, она больше любила копченую рыбку. А кому придет в голову прийти на свидание к юной девушке с копченой скумбрией? Не романтично же… К романтике она и в юности относилась довольно скептически, как-то не до романтики было — учеба, спорт, выступления, потом неожиданное и очень лестное предложение тренерской работы — она только-только школу окончила, ей даже семнадцати еще не было. Потом институт, не бросая работы… Все было интересно и весело, но никакой романтики.