Несущий свободу - Игорь Поль

– Не пожалеешь, лейтенант? – сощурив глаза, поинтересовался Лерман.

– Атмосферные помехи: связь не действует, – развел руками Джон.

Лерман сочувственно покивал:

– Наверное, гроза рядом.

Они понимающе улыбнулись друг другу.

Ханна, Ханна… Выйдешь ли ты замуж за безработного? Ханна? О, черт!

– Гомес!

– Да, сэр?

– Будь добр, позвони моей невесте, передай, что некоторое время я не смогу выходить с ней на связь. Пускай не беспокоится.

Альберто кивнул.

– Все контакты через тебя, Франциско. Хусто наверняка скоро отключат, попробуй выйти на парней в городском управлении – они решили помочь нам транспортом, возможно, согласятся выделить пару человек для координации. Пока официального приказа на расформирование вашей группы нет, работаем как прежде.

– Не волнуйся, лейтенант, все сделаю.

– Попроси их разослать на армейские посты ДНК этого боша. Кто знает, вдруг засветится? Городское управление военные могут и послушать.

– Хорошо.

Чувство безнадежности исчезло, как не было. Странная легкость охватила тело. Оказывается, вполне можно существовать и за гранью приказа, если твои действия продиктованы твоей совестью. Он уверил себя: Ханна поймет его.

Главный зал «Глобуса» являл собой точную копию выпотрошенной церкви, если только можно себе представить церковь, стены которой черны, а сводчатый потолок изукрашен голографическими макетами планет и звезд; к тому же эти разноцветные шары постоянно вращались вокруг своей оси и двигались по орбитам на фоне угольно-черной пустоты, символизирующей великий космос. Россыпи звезд уступали настоящим в цвете: Хаймат славится своими ошеломительными ночными видами. Должно быть, разработчики интерьера имели в виду утро, когда звезды в небе еще хорошо видны, но уже теряют яркость, однако слишком дотошный посетитель мог озадачиться вопросом: откуда же тогда чернота, когда небо утром прозрачно-голубое? Но для желающих задаваться глупыми вопросами ресторан предлагал неплохое дополнение к обеду: орбиты некоторых небесных тел, например, кометы Валла, в афелии далеко отрывались от звездной системы и периодически срывались с поднебесья, чтобы огненным шаром промчаться по залу и вновь унестись вверх, оставив за собой шлейф тающих морозных кристаллов. Имитации неровных булыжников, источающих длинный ледяной хвост, были столь натуральны, что иные дамы, незнакомые с атмосферой заведения, могли сорваться на визг и юркнуть под стол, к немалому конфузу обслуживающего персонала и к радости некоторых не слишком хорошо воспитанных гостей. Смешки и улюлюканье разрушали атмосферу таинства, поэтому в правила заведения вошел обязательный вопрос метрдотеля о том, знакомы ли господа с особенностями интерьера и не желают ли они занять места за менее экстремальными столиками.

В первый раз зрелище завораживает: тонкие лучики прожекторов бьют вверх вдоль стен, величественная звезда Гемма излучает тусклый рассеянный свет из центра композиции, столики выполнены из прозрачного стекла, отчего огни свечей на них кажутся плывущими в пустоте; насквозь пронзенные светом женщины являются неземными ангелами со странными эротическими повадками. Во второй раз начинаешь испытывать некоторое неудобство из-за того, что плохо видишь кончик вилки. В третий – чувствуешь неловкость, смешанную с известной долей вожделения, потому как лица всех дам в полутьме загадочны и прекрасны, но ты никак не можешь быть уверен в том, что не пожалеешь вскоре о заведенном почти на ощупь знакомстве. В четвертый – злишься из-за необходимости подносить бумажник к свету, чтобы не сунуть жадным, как чайки, официантам слишком крупную купюру чаевых; перебирая в неровном свете свечи перепутанные бумажки, ты выглядишь пижоном, которому вздумалось показать всему залу толщину своего кошелька: свет свечи выхватывает из темноты твои руки и деньги.

Гауптману Райнхарду Юргенсену, однако, загадочная атмосфера заведения нравилась неизменно. Скучающие жены чиновников и банкиров его не привлекали, но проблему знакомств он решил, просто приводя новую подругу с собой, на многих из них волшебная пустота действовала не хуже наркотика; рассчитывался обычно карточкой с анонимного счета, чаевые же клал в карман заранее. Он был очень предусмотрительным, педантичность была чертой его характера, при его работе эта черта была едва ли не определяющей. Стоило допустить промах, и все пошло бы прахом. Он не рисковал состоянием, как какой-нибудь бюргер – ценой ошибки была его собственная жизнь. Он научился сносно существовать в этих стесненных условиях, был как рыба в воде, в меру сил получал от жизни удовольствие; опасность же только оттеняла наслаждение, придавала жизни пикантность, как острая приправа, которые он так любил.

В немалой степени его приверженность именно этому ресторану была вызвана прекрасной местной кухней. Воспитанный на солдатской гороховой похлебке, он обожал острую мясную пищу и засахаренные фрукты; мороженое приводило его в экстаз. Женщины были другой его слабостью, нищий Пуданг предоставлял ему неограниченный выбор. Продажные бабочки редко волновали кровь, он жаждал свежих ощущений, торопясь наверстать все то, чего был напрочь лишен в юности. Его загадочная внешность, мягкие манеры, деньги и природная циничность сбивали местных мулаток на лету. Он легко снимал сливки – остатков средств на временных счетах хватало не только на развеселую жизнь: за два года он успел отложить во внесистемных банках неплохое состояние на случай грядущих тяжелых дней. Всего-то и надо было – вовремя изготовить копию платежного чипа, воспользовавшись услугами подпольной лаборатории, да снять сумму до момента, когда исполнитель уничтожит карту.

Сегодня он никого не ждал, он просто зашел пообедать. У него был повод позволить себе маленький праздник: последствия досадного отступления от правил были устранены. Разделываясь с омаром, он ощущал, как свалилась, наконец, тяжесть с плеч. Эти последние несколько дней выдались довольно трудными: все эти намеки высокопоставленного столичного шантажиста, последовавшее за ними согласие выполнить щекотливую работу в обмен на невнимательность службы контроля, после лихорадочные усилия по заметанию следов. Неприятный осадок от того, что его схватили за руку, будет отравлять ему жизнь; он надеялся, что, выполнив требуемое, он заполучил гарантии, ведь само поручение являлось неплохим компроматом на заказчика. Он был вынужден спешить – Вернер Юнге не дал ему времени на подготовку. Они все продумали заранее, ему же оставалось импровизировать на ходу, действовать грубо, оставлять следы. Но теперь все нормализовалось: оператор контроля сообщил, что чип Хорька прекратил сеансы связи – петля замкнулась, вечером он отправит отчет и умоет руки. В конце концов, он всего лишь контролер, проблемы воспитания личного состава не в его компетенции, странные действия оперативника, вздумавшего засветиться на банальном уличном грабеже, сочтут следствием перенапряжения на службе, повлекшим нервный срыв; он же действовал строго по инструкции. Через несколько дней здесь будут наши войска, в охватившей всех победной лихорадке никто и не вспомнит о простом исполнителе – одном из многих, что погибли здесь за последние годы. Единственный свидетель, знавший об обмане, мертв и к этому времени наверняка превратился в пепел.