Хищник - Макс Мах

Безупречный…

Выйдя из бани, Че посидел немного в одиночестве на террасе дуэльного поля, глядя на Серебряную и медленно потягивая из костяной с серебряной инкрустацией чашечки крепкую тутовую водку с западных отрогов Срединного хребта. Водка называлась «Улыбка Сча Кшачшаана»[60], и от нее перехватывало дыхание даже у истинных знатоков аханской старины. Но ни вид на великую реку, ни крепкая и ароматная водка, ни редкая в Тхолане тонкая и черная сигара Гжежчи – «Убивающая ночь» – не помогли. Растревоженное сердце продолжало волновать кровь. И господин Че решил не противиться судьбе: случившееся случилось, и Че знал название того чувства, которое заставляло его испытывать непокой. Поэтому он не полетел домой, а прямиком направился в «Сад Зверей» – старомодный и малопосещаемый в этом сезоне ресторан на Лисьем Ухе – самом маленьком и дальнем, если смотреть вниз по течению, острове на реке Серебряной. Че гнало обычно несвойственное ему нетерпение, с которым он тем не менее решил не бороться. Что с того, что Ши обещала быть в ресторане за час до заката? Он обождет ее там. Сядет под дерево, откинется спиной на старый узловатый ствол и будет читать по памяти стихи Шцаарца и Гзинтса. Или еще кого-нибудь в этом роде. Много кого еще…

Однако вспоминать стихи не пришлось. Едва господин Че устроился под деревом и только собрался раскурить сигару, как на зеленом ресторанном лугу появилась Вторая младшая О. В волосах ее, отражая солнечный свет, переливались крупные изумруды и сапфиры. Этими же камнями, но уже мелкими, было украшено и легкое, почти невесомое и полупрозрачное платье-плащ цвета морской волны. По-видимому, женщина знала, что господин Че уже пришел. Не останавливаясь в увитой цветочными гирляндами арке ворот, а лишь выхватив своего мужчину из фона мгновенным взглядом опытной охотницы и великолепной танцовщицы, легким, словно бы летящим шагом женщина, не случайно носившая прозвище Стилет, пошла к нему, и Че Золотоглазый, встав из ложа-ложбины, образованного толстыми корнями оливы, пошел ей навстречу. Получилось излишне драматично, но специально над этой мизансценой никто не трудился. Так вышло, только и всего.

– Зачем? – спросил Че, когда они встретились.

Это был самый важный для него вопрос, и он задал его на верхней границе третьего уровня восприятия, так что, спросив об одном, на самом деле спросил о многом.

Недоумение. Надежда. Просьба о Прощении и Мольба о Несбыточном… Что-то еще. Много чего еще…

– Любовь сильнее смерти. Ты сказал, – ответила женщина, легко переходя с третьего на четвертый уровень, как певчая птица с трели на трель. – И сильнее страха.

Я не хотела оставаться одна…

– Я понимаю, – произнес он, оставляя главное интонации.

Я виноват. Я не увидел твоих глаз.

– Пустое! – улыбнулась О. – Но ты так и не сказал мне, понравился ли тебе вкус моих губ?

– Я пил ее дыхание, снимая слова с края губ… – процитировал Че и улыбнулся.

Лучше адмирала Цунса, жившего триста лет назад и прозванного Шаарьяаном – что означало по-исински «Ловец Снов», – о любви умел говорить только Шцаарц. Но адмирал писал не только изысканно красиво и глубоко по смыслу, он умел передать словами то, что так трудно поддается формализации: Желание и Влечение, Страсть и Обладание…

– Прикосновение убивает мечту, но раздувает пламя желания, – ответила цитатой на цитату младшая О. Голос ее понизился, упав почти на октаву, а глаза вспыхнули голубым огнем.

– Не из этого ли родника рождается весна? – Че протянул руку и коснулся мизинцем виска женщины.

И зверь, очнувшийся от зачарованного сна, едва не разорвал господину Че грудь.

– Прикосновение убивает мечту, но раздувает пламя страсти, – повторила Ши, заменив лишь последнее слово в строфе, и, чуть привстав на носки – она была боса, – поцеловала господина Че в губы.

И он снова испытал чудо узнавания, но не только он. Казалось, на двух парах губ взорвалась вселенная.

– Что? – хрипло спросила О, едва дотянув до второго уровня выражения.

– Потом! – Сила охватившей его страсти была Че в диковину. Только полулегальные на Тхолане препараты «Золотой Линии» позволяли взлететь так высоко, но он забыл уже о том времени, когда принимал наркотики.

– Потом… – словно эхо, откликнулась женщина, переживавшая, по всей видимости, потрясение не меньшей силы.

И они опустились на траву, а последним, что запомнил господин Че об окружающем мире – прежде чем раствориться без остатка в огне неутолимого желания – был серебряный непрозрачный полог, возникший почти сразу же, как их с О переплетенные тела коснулись травы. «Купол Ночи» скрыл их от любопытствующих взглядов. «Клиент всегда прав, – гласил девиз тхоланских рестораторов. – И может рассчитывать на максимальное удовлетворение своих прихотей и полную приватность».

Восход Аче они встретили на крыше древней цитадели на Темном холме. Здесь, на Среднем плато, лето уже закончилось, и наступила осень в разноцветье трав и одуряющих ароматах спелых плодов. Вокруг Безымянного замка раскинулись сады и леса, прорезанные кое-где реками и ручьями, бегущими с гор. В долине перемигивались уютными огоньками несколько поселков и деревень. Выше, на горных склонах, среди скал и могучих деревьев – дубов, кедров и тхоланских сосен – тенями великого прошлого вставали крепости князей Цьёлш и их родичей. А ближайший крупный город, Нес, полыхал своей «солнечной короной» как раз за окоемом, так что Че и младшая О видели лишь волшебное жемчужное сияние, переливавшееся – как вино, переполнившее кружку – через линию горизонта на западе, совпадавшую, к слову, с поверхностью Лилового озера. В свете двух лун – взошедшей полчаса назад Че и восходящей Аче – пейзаж, раскрывавшийся перед глазами любовников с высоты сложенной из циклопических каменных блоков цитадели, казался придуманным кем-то из богов специально для них двоих.

– Спит златокудрая Эйя[61] и видит сон… – прошептала завороженная видением Ши.

– Танцевала для Него танец Нья[62], – почти так же тихо, как и младшая О, произнес господин Че, переводя взгляд с погруженной в лунное серебро долины на обнаженную женщину, глядящую на него, приподнявшись на локте. – Пила вино из маков, устала и, притомившись, прилегла на холме над рекой. Заснула и видит божественные сны. Спи же, Анайша[63]! Твои сны воплощаются в удачу для смертных. Спи, Койна[64]! Я не хочу уходить из твоих пряных снов![65]