Честный акционер - Фридрих Незнанский

со лба. Лариса увидела багровый, испещренный шрамами лоб.

— Откуда это у вас? — нахмурившись, спросила она.

— Задело, — нехотя ответил Бабаев. И, усмехнувшись, добавил: — Плохо прятался, вот и получил… на орехи.

— Так вас демобилизовали из-за этой контузии? — спросила Лариса.

— Угу. Несколько месяцев провалялся в госпитале.

— И как?

— Что — как?

— Контузия все еще вас тревожит?

Бабаев вздохнул — хрипло, тяжело — и ответил:

— Иногда. Бессонница мучает. А то вдруг ни с того ни с сего накатит паника. — Он блеснул на Ларису глазами и быстро пояснил: — Хотя я никогда не был трусом. Сам не знаю, откуда это берется.

Лариса вгляделась в лицо Бабаева и мягко улыбнулась. Ее подкупила откровенность, с которой этот медведь, этот снежный человек, спустившийся с гор, отвечал на ее вопросы.

— Вы так на меня смотрите… — проговорил он.

— Как?

Бабаев криво ухмыльнулся:

— Как красавица смотрела на чудовище. Я кажусь вам таким страшным?

— Страшным? — Лариса фыркнула. — С какой стати?

— У меня ведь изуродовано лицо, — напомнил он.

— Во-первых, не лицо, а только лоб. А во-вторых, шрамы украшают мужчину. И вообще, чем задавать глупые вопросы, лучше дайте огоньку.

— Да, конечно. — Бабаев достал из кармана зажигалку, крутанул колесико и поднес пламя к сигарете Ларисы.

Лариса посмотрела на него исподлобья. Он отвел взгляд.

— Почему вы никогда не смотрите в глаза? — спросила она.

— Не знаю. Привычка.

— В этом есть что-то звериное. Звери ведь тоже не смотрят друг другу в глаза, правда?

— Иногда смотрят. Когда хотят вызвать противника на бой.

— А, теперь понятно. Вы не смотрите в глаза собеседнику, чтобы не смущать его. А то он подумает, что вы готовитесь к схватке, и убежит от вас, поджав хвост. Но мне вы можете смотреть в глаза смело. Я не убегу и нападать на вас тоже не стану. Кстати, у вас взъерошены волосы. У вас есть расческа?

Бабаев хлопнул себя по карманам и покачал головой:

— Кажется, я забыл ее в машине.

— Не беда. — Лариса достала из кармашка свой гребешок и протянула руку к голове Бабаева. Он инстинктивно отшатнулся. — Я ведь сказала, что не стану нападать на вас, — весело напомнила Лариса. — Расслабьтесь. — Она причесала Бабаеву волосы. Полюбовалась произведенным эффектом: — Ну вот. Теперь вы снова похожи на человека.

С того дня Бабаев стал появляться в офисе почти каждый день. Иногда он поджидал Ларису возле входа, за кустами акации. Завидев Ларису, он выходил из-за куста и протягивал ей букетик цветов — иногда это были розы, иногда гвоздики, иногда астры. Потом он предлагал Ларисе подвезти ее на своем «жигуленке» и, получив отказ, некоторое время шел с ней рядом. Он называл это «проводить до метро». Хотя до самого метро они никогда не доходили, примерно на полпути Лариса останавливалась и строго говорила:

— Вам незачем идти дальше, Женя. Мне хочется побыть одной, ясно? И хватит дарить мне цветы. Вы меня Поняли?

— Понял, — отвечал Бабаев.

— Ну тогда — пока!

И дальше Лариса шла одна. А на следующий день он опять поджидал ее с цветами, спрятавшись за акацией, и все повторялось вновь.

Постепенно Лариса смирилась с его ежедневным появлением, приняв это как особый ритуал, которого невозможно избежать. Дни шли за днями. Примерно через две недели после начала их знакомства Лариса, как всегда, распрощалась с Бабаевым на полпути до метро и дальше пошла одна. Было часов восемь вечера. Дорога к метро проходила через небольшой скверик, который днем был заполнен молодыми мамашами и их колясками, а к вечеру становился пустынным, если не считать подростков, слоняющихся по аллеям парами и небольшими группами. На этот раз аллея, по которой шла Лариса, была совершенно пуста.

Лариса шла и размышляла — об отце, о брате, о своей жизни. А подумать тут было о чем. Жизнь, несмотря на все хорошее, что в ней было, никак не хотела налаживаться. Почему? Да потому что ни отец, ни брат не чувствовали себя счастливыми. Отец так толком и не оправился после смерти матери. Иногда он запирался на кухне и сидел там целыми часами, не отвечая ни на стук, ни на уговоры дочери и сына. Лариса знала, что в эти моменты он просто сидит на стуле и смотрит в окно. Словно внутри него включался какой-то ступор.

Лариса не раз просила отца обратиться к врачу, но он лишь отмахивался от нее. «Больную совесть ни один врач не вылечит», — мрачно отвечал он. Вероятно, отец чувствовал себя виноватым в смерти жены — Ларисиной мамы. «Когда мы поженились, я дал ей слово, что буду беречь ее, как свое самое дорогое сокровище, — признался он однажды Ларисе. — А себе дал слово: что бы ни случилось — не допущу, чтобы она умерла раньше меня… Всегда был уверен, что она меня переживет. А теперь…» — И он лишь развел руками.

У брата Геннадия тоже не все было в порядке. До армии он был славным, добрым парнем, а после армии обозлился на людей, стал в каждом из них видеть своего личного врага. У него даже выражение лица стало другим — высокомерным, презрительным, холодноватым. Как у члена магического ордена, посвященного в такие тайны бытия, о которых простые люди даже не догадываются.

Они все еще жили под одной крышей, но прежней сплоченности не было. Отец занимался ассоциацией, вкладывая в нее всю душу, отдавая ей все силы и все нервы, брат… брат прыгал с работы на работу, нигде не находя пристанища (пару недель назад коллега Храбровицкого, Борис Берлин, устроил его охранником в свой офис, но продержится ли Г еннадий там — это был вопрос). А сама Лариса, обожая и отца и брата, металась между ними, как медиум, курсирующий между царством мертвых и царством живых, стараясь помочь своим родным мужчинам, подбодрить их, однако — как ей казалось — ни отец, ни брат не замечали ее усилий.

Вечерами Геннадий стал пропадать где-то. Возвращался домой пьяным. Лариса подозревала, что он встречается с бывшими приятелями по Чечне и часами напролет «зависает» с ними в пивных барах, вспоминая погибших друзей. Эти вечера еще больше разъедали его душу.

Отчуждение росло. И самое обидное, что сделать с этим ничего было нельзя. До какой стадии, до какого предела продлится отчуждение? И что будет потом? Любовь перерастет в ненависть? Или все обернется вспять, и они — после долгих лет разлуки — двинутся навстречу друг другу? И снова станут одной дружной семьей?.. Ответов на эти вопросы у Ларисы не было.

Погруженная в свои мысли, Лариса не сразу услышала шаги у себя за спиной. А когда услышала, не сразу поняла, что шаги (тяжелые шаги, мужские) приближаются, нагоняют ее. Лариса обернулась. Две фигуры стремительно нагоняли ее. Первая — невысокая, коренастая; вторая — длинная и худая. В парке совсем стемнело. Сердце у Ларисы учащенно забилось, и она прибавила шаг.